Как же он хотел домой!.. После гибели Сирши находиться в Маром остроге было просто невыносимо, все здесь напоминало о временах, которые никогда не вернуть. Сирша, а теперь Эйлит… Да еще и звериная ярь Варана. Эрику было даже немного жаль наместника, все же и врагу не пожелаешь такой участи: быть озверевшим. Главное, чтобы тот больше никому не причинил вреда.
После ванны Теодор отужинал и вернулся в постель: вечер изрядно вымотал его. Спать пошел и Эрик. Правда, в ту ночь сон не шел к нему. Он думал и о Нефертуме, и о доме, и об Эйлит, с которой так беспощадно расправился. Кажется, ее визг до сих пор стоял в ушах. Что она хотела сообщить ему? Сказать, кто она? Или что-то еще? Осознавала ли Эйлит себя как чудовище, или это ему только мерещится?
Ведь если бы она хоть немного соображала, то не стала бы убивать всех этих людей, правда?
Эрик достал из ящика мешочек с ракушками. Он нашел его в сумках на седле Айры и сразу понял, что он принадлежал Эйлит. Ракушки, с такой любовью собранные девушкой, явно были приготовлены для сестры, когда та посетит Марый острог. Только вот с отъезда Шакала минуло больше месяца, а Эйдин все не появлялась. Донес ли капрал новость о чудесном спасении ее старшей сестры, или же она просто не поверила его словам?
А может, оно и к лучшему? Что бы сказала Эйдин, если бы узнала, что он, Эрик Циглер, зарезал ее сестру, обратившуюся в чудовище? Вряд ли «спасибо», правда? Как бы то ни было, история Эйлит казалась законченной.
И эти ракушки – единственное напоминание о девчонке. Он вынул самую большую и красивую раковину, покрытую шипами и переливающуюся всеми цветами радуги – от зеленовато-голубого до красно-фиолетового – и поднес к уху. Говорят, внутри ракушек заключен шум моря, но Циглер никогда не верил сказкам. А теперь… он и не знает, чему верить. Даже не понимает, можно ли верить самому себе.
…Раковина и вправду шумела. Значит, в сказках все же есть доля истины.
Казалось, все вернулось на круги своя, если бы не одно крошечное обстоятельство: Нефертум. Если Искры могли привести к нему Эрика, он просто обязан найти их. Однако и этот разговор он начать не решался: граф не выглядел заинтересованным в поиске. Он что, отказался от идеи исцелить аматов? Или дело в чем-то ином?
Может быть, Теодор думает над планом? Может, он все же решится снова отправиться на остров и достать Искру, если она действительно там?
Прошло несколько дней с тех пор, как граф пришел в себя. Казалось, жизнь в Маром остроге возвращалась в привычное русло: слуги так же хлопотали по хозяйству, граф что-то искал в своих книгах, Ярмила пропадала на кухне. Девушка оказалась очень старательной, пусть и нескладной, да и в аккуратности сильно уступала Сирше. Однако, несмотря на все недостатки, граф не обращал внимания ни на ее оплошности, ни на успехи, словно Ярмила выпала за пределы его восприятия, и Эрик Циглер не понимал почему.
После злополучной поездки Теодор фон Байль сильно изменился. Да, он сбрил бороду и подстриг волосы, вернув себе былой вид, однако внутри него словно замер какой-то очень важный механизм. Граф больше не отпускал шуточки насчет глупости своего обережника, всех избегал и почти не разговаривал со слугами. И Эрик думал, что причина в Сирше, но напрямую спросить так и не решился. Все, что произошло здесь за последние несколько месяцев, хотелось забыть как страшный сон.
Каждый день Теодор мучился от боли в спине, и девушка мазала его раны целебными мазями, которые изготавливала сама из сушеных трав, что привезла с собой. Однако легче графу не становилось.
За завтраком Ярмила подавала еду, выполняя все, что обычно делала Сирша, и наблюдать за этим оказалось мучительно. Несмотря на протесты Эрика, ей сшили точно такое же черное платье, белый фартук и чепец, из-под которого выглядывала толстая коса. Она не пыталась заменить Сиршу, вовсе нет, но Циглер все равно чувствовал себя предателем, когда смотрел на нее. Он бы убил еще сотню – нет, тысячу! – чудовищ, лишь бы вернуть все как было. Лишь бы Сирша вновь оказалась жива.
– Что вы сделаете с Искрой? – спросил Эрик за завтраком и приготовился к потоку ругательств. – Продолжите поиски или отдадите ее в реликварий? Наверняка Варан дал вам указания.
Граф быстро взглянул на обережника, вытер губы белоснежной салфеткой и спокойно произнес:
– Все очень просто, Циглер. Я больше не собираюсь никем жертвовать ради призрачного исцеления. Иногда жизнь здесь и сейчас важнее.
– Это из-за Эйлит?
– Дело не только в ней. – Граф скомкал салфетку, всем своим видом показывая, какое неудовольствие получает от разговора. – Эйлит мертва, я уважаю ее выбор, и…