Так могут сливаться два типа самосознания: нейтральный, цивилизационный, и уже не очень нейтральное самосознание «лучших людей». Пока идет рывок модернизации, европейцы и правда как-то «лучше» остальных. Но это имеет и обратную силу: можно считать себя лучше окружающих просто потому, что ты – европеец.
К тому же в Российской империи (недавней Московии) быть европейцем – это значит выделяться идеологически. Европеец – это звучит гордо. Просвещенный человек лучше непросвещенного не потому, что умеет читать и получает новые возможности. А потому, что быть просвещенным человеком лучше и правильнее, ритуально чище, чем непросвещенным.
В этом была и чисто европейская идеология. И нечто очень, очень русское…
Ведь в средневековой Московии XVI–XVII веков Русь считалась святой землей, в которой все было абсолютно священно и праведно. Любая мелочь, включая обычай класть поясные поклоны, спать после обеда или сидеть именно на лавке, а не на стуле, была не просто так, а священным обычаем. Отступиться от него значило в какой-то степени отступиться и от христианства. Дмитрия Ивановича, «Лжедмитрия», осуждали, в частности, за бритье бороды, за то, что не спал после обеда.
Когда Василий III по просьбе второй жены сбрил бороду (1515), специально по этому поводу собрался церковный Собор. И постановил: бороду немедленно отпустить!
В эти священные установки нельзя было вносить никаких изменений. Внести означало не просто отойти от заветов предков, но и усомниться в благодатности Святой Руси.
А все остальные страны, и восточные, и западные, рассматривались как грешные, отпавшие от истинной веры. Конечно, русские цари организовывали новые производства, заводили «полки нового строя» и, нанимая немецких и шотландских инженеров и офицеров, ставили их над русскими рабочими и солдатами – просто потому, что они владели знаниями, которых у русских еще не было. Но даже в конце XVII века прикосновение к «инородцу» опоганивало; входить к нему в дом и есть его пищу было нельзя с религиозной точки зрения.
Немцы оставались теми, кто используется, но у кого почти не учатся. А русское общество бешено сопротивлялось всяким попыткам его хоть немного изменить.
В спорах о реформах Петра I, обо всей петровской эпохе совершенно справедливо отмечается, что Россия должна была учиться у Европы и сама становиться Европой – если не хотела превратиться в полуколонию и погибнуть в историческом смысле. Но совершенно не учитывается этот важнейший факт: для того чтобы учиться у Европы, надо было разрушить представление о странах «латинства» как о грешных странах, религиозно погибших землях. А одновременно надо было разрушить представление о России как совершенной стране, в которой все свято и ничего нельзя изменять.
Петр поступил так же, как тысячелетием до него поступил князь Владимир: силой заставил принять новую систему ценностей! Владимир «перевернул» представления древних россов: свое родное язычество объявил признаком дикости, а веру в Перуна и Мокошь – неправильной верой в бесов. А чужую веру, веру врагов-византийцев, чьи храмы было так весело грабить, объявил истинной верой, которую хочешь не хочешь, а придется теперь принимать.
Так же все перевернул и Петр I: Святую Русь объявил отсталой и дикой, несовершенной и грубой. Грешные западные страны, населенные чуть ли не бесами, объявил цивилизованными и просвещенными, источником знания и культуры. В такой перевернутой системе ценностей само собой получалось, что грешная, ничтожная Русь просто обязана перенимать мудрость у праведного ученого Запада. Теперь как раз немецкая одежда повседневна на обритых дворянах, на свадьбе же бородатых шутов их одевают в русскую народную одежду, а в гимназиях XVIII века русскую одежду будут заставлять надевать лентяев и двоечников. В НАКАЗАНИЕ – как столетием раньше надевали немецкую.
Когда А.В. Суворов решил вместе с женой принести церковное покаяние, в Георгиевскую церковь села Началова они с женой явились: «он в солдатском мундире, она в крестьянском сарафане» [10. С. 124].
В Саранске архимандрит Александр принял Пугачева с крестом и поминал во время молитвы «государыню Устинью Петровну». С него сняли ризы, обрезали волосы, надели мужицкий армяк и сослали на вечное заточение. «В указе было велено вывести Александра в одежде монашеской. Но Потемкин отступил от сего, для большего эффекта» [11. С. 357].
Петр I и не думал отменять противопоставление Россия – Запад, давно существовавшее в сознании россиянина; он только поменял знаки на противоположные. То, что было со знаком «плюс», стало восприниматься со знаком «минус», и наоборот.