Об авторе
Саймон Бретт одинаково мастерски пишет как классические детективы, так и исторические. Среди его последних романов «План миссис Парджетер» и «Утолясь, умрет». Больше всего Саймон Бретт известен благодаря своей серии романов о Чарльзе Пэрисе, актере и детективе поневоле, которому постоянно приходится сталкиваться с преступлениями, так или иначе связанными с лондонской театральной средой. Другая его серия посвящена приключениям загадочной миссис Парджетер, сыщицы, которая в своих необычных расследованиях ходит по самому краю закона. Кроме того, Саймон Бретт — мастер короткой формы, его рассказы входили в сборники, выпускаемые обществом почитателей классического детектива «Malice Domestic», а также в антологии «Однажды преступив закон» и «Веселые кости». Его сценарии к радиоспектаклям получили премию Британской гильдии сценаристов. Также его перу принадлежит несколько нехудожественных книг, и еще он является редактором нескольких книг из серии «Фабер», в том числе «Книга полезных стихотворений» и «Книга пародий». Саймон Бретт живет в английском городе Берфем.
Запретная смерть
Харриет Чейли нажала кнопку звонка на двери дома № 73 на Дреффорд-роуд. Этот большой эдвардианский особняк находился в той части города, где за последние десять лет цены на недвижимость взлетели до небес. За приоткрытой дверью гаража она заметила поблескивающий хромом старинный «бентли».
Двое старшекурсников на велосипедах у нее за спиной, пребывавшие в характерном для их возраста заблуждении, что всем вокруг интересно знать, о чем они говорят, оживленно обсуждали предстоящую сегодня вечеринку и разбирали по косточкам тех, кого собирались приглашать. Впрочем, этот треп ее только успокаивал, потому что был ей знаком. Казалось, лишь совсем недавно она приезжала в город навестить Дикки. Но это было еще до того, как он получил диплом и занялся своими исследованиями. Дикки в те дни разговаривал точно так же. В те дни, когда он еще не ушел с головой в работу, в те дни, когда в его жизни еще было место для чего-то другого.
Но это было больше пяти лет назад. А теперь снова напомнила себе она, наверное, в тысячный раз за последние три дня, Дикки мертв.
Ее снова охватило чувство вины. После смерти родителей ей следовало быть ближе к младшему брату. Но со временем это становилось все сложнее и сложнее. В последние годы стало почти невозможно заставить Дикки говорить о чем-то, кроме предмета его исследований. Предмет этот (какая-то особенность синтаксиса старофранцузского языка) был до того туманным, что тем, кто имел неосторожность поинтересоваться его сутью, приходилось потом выслушивать получасовую лекцию.
Дикки был настоящим специалистом. Экспертом с мировым именем. Его приглашали читать лекции на конференции по всему миру: Токио, Сан-Франциско, даже в Париж. В академических кругах он, несомненно, заслужил огромное уважение, но для обычных людей — то есть для всех, чьи интересы не ограничивались данной особенностью старофранцузского синтаксиса, — было очевидно, что одержимость Дикки превратила его в скучного зануду.
«Хотя, — вдруг подумалось Харриет, — в этом он не одинок». Неужели семейный порок?.. Она знала, что точно так же предана своему делу — работе в британском посольстве в Риме. Спроси ее о любимом деле, и результат будет не сильно отличаться…
Если бы они нашли время расслабиться и не думать о делах! Если бы подумали о чем-нибудь другом. Если бы забыли о восьмилетней разнице в возрасте и попытались узнать друг друга получше.
Но теперь уже было поздно на это надеяться.
Дверь дома № 73 на Дреффорд-роуд открылась, и за ней показался мужчина лет пятидесяти. Он был в твидовом костюме, круглое лицо обрамляли почти неприлично длинные седые волосы. На нее он смотрел изучающе, без удивления, но явно не догадываясь, кто она.
— Добрый день. Я Харриет Чейли, — объявила она своим удивительно низким, почти мужским голосом.
На его лице тут же появилось сочувствующее выражение.
— Ужасно жаль, что все так сложилось. Прошу вас, входите. — Он провел ее по длинному коридору, отделанному темными деревянными панелями, в гостиную с низкими кожаными креслами и горами раздутых папок, напоминающую школьную учительскую. На стенах между фотографиями ралли старинных «бентли» висели картины в простоватом южноамериканском стиле.
— Меня зовут Майкл Бруэр. Я был… Наверное, правильно будет сказать, домовладельцем Ричарда,[25] но надеюсь, что и другом тоже. Присаживайтесь.
— Спасибо.
— Не хотите ли чаю? Или кофе?