От его слов у Элизы на душе стало и тепло и горько. В отличие от него она уже знала, что никакого ребенка у них не будет. Сегодня утром у нее, как обычно, начались месячные. Итак, скоро они будут в Лондоне, где и расстанутся навсегда. А у нее останутся яркие воспоминания о нескольких блестящих днях, полных жизни и любви. Кроме того, в ее памяти на всю жизнь останется его лицо, светлые волосы, карие глаза. Она бросила на него исподлобья взгляд, и в колеблющихся ночных тенях его лицо выглядело как загадочная маска, которую лорд Лайтнинг надевал, когда хотел спрятать под ней подлинное лицо Эдварда Невилла.
Ей тоже захотелось хотя бы на минуту надеть подобную маску, чтобы скрыть под ней невыносимую душевную боль, но у нее не было такой маски. Как было несправедливо: чувствовать столько любви и в то же время осознавать, как это нехорошо и опасно! Открыть свою любовь, отдаться ей безрассудно означало бы навсегда связать свою жизнь с его жизнью. Слишком дорогая цена.
— Благодарю вас, ваша милость, — пробормотала Элиза.
Ее тетушка говаривала: «В жизни есть вещи, которых нам лучше не знать». Однако она ни словом не говорила о страданиях, вызванных неопределенностью и неизвестностью.
Вскоре карета подъехала к дому леди Хартвуд. Дом стоял погруженный во мрак и тишину, по его фасаду скользили ночные тени.
— Согрелась? — спросил Эдвард. — Посиди здесь, думаю, ты не испытываешь ни малейшего желания заходить туда. Я быстро, только соберу свои вещи.
— Да, я лучше подожду тебя в карете.
Она подумала, что он поцелует ее, — увы, напрасно. Эдвард выпрыгнул наружу, оставив ее наедине со своей грустью. Она уютно закуталась в меховую накидку, чувствуя, как постепенно уходят прочь вместе с ознобом и ее страхи.
От тепла ее потянуло в сон. Но вздремнуть ей не дали. Едва она удобно прикорнула в углу, как дверь кареты открылась и внутрь заглянул слуга леди Хартвуд.
— Леди Хартвуд просит вас уделить ей несколько минут.
Элиза зябко передернула плечами. Она совсем не хотела видеть ту женщину, из-за злобы которой ее арестовали.
— Леди Хартвуд не потерпит отказа, — встревоженно заметил лакей. — Она требует, чтобы вы поговорили с ней.
Элизе очень хотелось отказать, чтобы осадить зазнавшуюся гордячку, но у нее не было сил ссориться. Тем более ей уже нечего было опасаться, так как леди Хартвуд получила то, что хотела. Ну что ж, почему бы не пойти навстречу пожилой леди, тем более что это уже не имело никакого значения. Завтра она уже будет в Лондоне, вернется к прежней жизни и скорее всего больше никогда не увидится ни с лордом Лайтнингом, ни с его матерью. Пусть даже леди Хартвуд хочет ее обидеть напоследок, рядом с ней Эдвард, он сумеет защитить ее. Собравшись с духом, Элиза вылезла из кареты, и лакей проводил ее в дом.
Леди Хартвуд поджидала ее в гостиной, сидя в своем кресле. При появлении гостьи она опустила руки, в которых была какая-то вышивка, выпрямилась и взглянула на Элизу так, как будто перед ней стояла горничная, уличенная в воровстве.
— Итак, тебе удалось выбраться из незавидного положения целой и невредимой, хотя ты вполне заслуживала наказания. Ты ведь знаешь, кому обязана своим спасением: только мне. Я пригласила тебя для того, чтобы выслушать изъявления признательности. Что же ты молчишь? Неужели тебе не известно, как следует благодарить тех, кто знатнее и добродетельнее тебя?
Элиза вздрогнула и гордо выпрямилась. Она не позволит себя запугать.
— Того, кто спас меня, ваша милость, я уже поблагодарила. Я имею в виду вашего сына, именно он, а не кто иной спас меня.
— Глупышка. Наверное, по своей глупости ты полагаешь, он сделал это, потому что любит тебя.
— Ошибаетесь, я так не думаю. Ваш сын — благородный и честный человек, он поступил так, как должен был поступить.
— Такие слова, как «благородство» и «честь», довольно странно слышать из уст такого создания, как ты, — презрительно бросила леди Хартвуд. — Если мой сын сказал, что спас тебя по любви, то ты будешь простушкой, если поверишь ему. Он эгоист и самовлюбленный нарцисс. Для него это просто очередное увлечение, которое скоро пройдет.
Элиза поежилась. Ей стало грустно и больно. Леди Хартвуд умела ткнуть пальцем в самое больное место.
Она нагнулась к девушке и зловеще прошептала:
— Мой сын не говорил тебе, сколько стоило ему твое освобождение?
— Нет, ничего, — удивилась Элиза.
— Как это благородно с его стороны! — съехидничала леди Хартвуд. — Для него, наверное, это было немалым потрясением. Хотя я думала, что он рассказал тебе, во что ему обошлась его любовь. Иного способа удержать тебя рядом у него больше не было. Он как-то намекал, что ты постепенно утрачиваешь интерес к нему, а для Эдварда нет ничего обиднее, если не он первым бросает женщину, а она его.