Он повернулся к Элизе, и она увидела в его карих глазах такую неподдельную радость, которую раньше никогда не замечала в них. Неужели он подслушал ее слова о ее любви к нему и о ее сопротивлении этой любви? Элизе стало не по себе: а вдруг он узнал о ее подлинных чувствах, в которых она не смела признаться ему?
Стараясь говорить как можно спокойнее, чтобы не выдать своего волнения, Элиза спросила:
— Что ты узнал, Эдвард? И почему ты так этому обрадовался?
Он взял ее за руку, и от его ласкового пожатия у нее стало тепло на сердце.
— Даже не знаю, с чего начать, Элиза. Хотя, думаю, ты единственная, кто лучше всего поймет, как это важно для меня. Ты была права, рассказывая мне о том, что тебе удалось узнать из моего гороскопа. Я действительно сын леди Хартвуд. Но таким счастливым меня делает совсем другое, к моему огромному облегчению и радости, я вовсе не сын того человека, которого с детства привык считать моим отцом. Короче, я не сын Черного Невилла.
В комнате повисла тишина, лучше всего показывающая вею важность сделанного признания. Пораженная Элиза настолько растерялась, что потеряла на миг дар речи. Леди Хартвуд поднялась с кресла с блестевшими от злобы глазами и, опираясь на палку, сделала шаг навстречу сыну.
— Эдвард, опомнись. Ты хочешь, чтобы наша тайна попала в чужие руки? Может быть, тебе приятна мысль позлить меня, погубить мою репутацию. Но подумай о последствиях, которые касаются и тебя тоже.
С тяжелым вздохом она опять упала в кресло. По ее помутившимся от страха глазам было видно, что она полностью потеряла самообладание. Эдвард терпеливо ждал, ни единым словом не раздражая мать.
Наконец леди Хартвуд слегка пришла в себя. Еле шевеля губами, она произнесла:
— Должно быть, очень приятно сознавать, что я полностью в твоей власти.
Ее голос дрогнул, и в ее лице мелькнуло выражение растерянности и недоумения.
— Но если ты знал правду, когда приходил просить освободить ее… Ты ведь уже говорил с миссис Этуотер, и она написала мне письмо…
— Да, знал.
— Но если моя тайна стала известна тебе, почему ты не воспользовался этим оружием против меня? Прося освободить Элизу, ты ни словом не обмолвился о, том, что тебе поведала эта вертихвостка, миссис Этуотер. Я ведь думала, что взяла над тобой верх, а ты держал в кармане такой козырь и молчал. В ответ на мои требования ты же мог выдвинуть твои собственные и заставить меня плясать под твою дудку. Как ты мог, зная о моем позоре, не сыграть на этом?! Я не узнаю тебя.
— Мне не хотелось обижать тебя, матушка. За одну совершенную в юности ошибку ты ведь столько выстрадала. Кроме того, я ведь не сын Черного Невилла. Я не унаследовал его жестокости, черствости и бессердечия. Не будучи сыном Черного Невилла, я смог простить. Ты слишком многим пожертвовала для того, чтобы сохранить к себе уважение светского общества. Это единственное, что у тебя осталось после смерти мужа. Отнять это последнее у меня не хватило бы совести.
— Ты говоришь правду? — Глаза леди Хартвуд быстро-быстро заморгали, она изо всех сил старалась удержаться от слез. — Ты не станешь разоблачать мою тайну?
— Конечно, нет. Мы не властны над прошлым, так зачем же попусту позорить имя Хартвудов.
— Хм… я очень тебе благодарна. — Выдержка, похоже, вернулась к леди Хартвуд. — Думаю, тебе приятно думать, что твой настоящий отец был намного лучше Черного Невилла.
— Возможно, хотя я не очень обольщаюсь на этот счет. Как ты не раз справедливо замечала, я в меру циничен и не слишком верю в добродетель. Не знаю, каким человеком был мой отец, зато хорошо понимаю, почему ему удалось соблазнить тебя. Тогда ты была молода, чувства переполняли тебя, а муж пренебрегал тобой. Конечно, ты сильно обижалась. Он вел себя оскорбительно, иначе это нельзя назвать.
Леди Хартвуд замерла, лишь подергивание ее левой руки говорило о том, насколько она глубоко взволнована.
— Он не соблазнял меня. В этом не было необходимости. Я сама, по своей воле пошла на это. У него был такой чарующий голос. У тебя точно такой же, и вообще ты очень похож на него. Ты всегда был на него похож, с первого дня твоего появления на свет. Как только ты взглянул на меня своими карими глазками, как только я увидела твои светлые волосики, я едва не задохнулась от счастья.
К общему удивлению, леди Хартвуд глубоко вздохнула, и по ее щеке покатилась скупая горькая слеза.
— Неужели он не был способен на любовь? — встрепенулась Элиза. — Или вы слишком поздно узнали об этом? Может быть, поэтому вы так настойчиво предупреждали меня?
— Откуда мне было знать, любит он меня иди нет? — не без грусти промолвила леди Хартвуд. — Наша связь была очень коротка. О, он умел говорить! Приятные сладкие речи так и лились с его губ. Разумеется, он уверял меня в своей любви, но любил ли он меня по-настоящему, я не знаю. Хотя он умолял меня бросить Хартвуда и уйти вместе с ним, присоединиться к их труппе бродячих актеров. Он уговаривал меня изо всех сил, говорил, что у меня есть талант, что он обучит меня актерскому ремеслу. Но стать бродячей актрисой? Из леди Хартвуд попасть в актрисы? Любовница актера, которую он мог бросить в каком-нибудь провинциальном городишке? Нет, это был бы слишком безрассудный шаг.