— Итак, скорее вы ушли от него, чем он бросил вас? — не унималась Элиза.
— Конечно. Разве могло быть иначе? Потом на протяжении нескольких месяцев он писал мне письма. Но я все их сжигала не распечатывая. За исключением одного, которое глупая горничная вручила твоему отцу. Черный Невилл передал его своему поверенному, понимая, что благодаря такой улике можно легко добиться развода. Я не читала даже этого письма, хотя думаю, что в нем шла речь о нескромных вещах.
— Думаю, мой настоящий отец любил тебя, матушка, — ласково сказал Эдвард. — Скорее всего он был хорошим, любящим тебя человеком.
— Или прожженным прохвостом, хуже, чем мой муж. Все может быть. Я никогда не узнаю, кем он был на самом деле. Но думаю, я сделала правильный выбор. Вряд ли я была бы счастлива, если бы очертя голову бросилась следом за ним.
— Видимо, поэтому тебе было неприятно видеть все хорошее, что проявлялось во мне. Из этого можно сделать вывод, что не такой уж я плохой человек, каким считал себя раньше.
Леди Хартвуд задумчиво покачала головой:
— Не уверена. Грех порождает грех. Как ты можешь быть хорошим человеком, если твое появление на свет погубило мою жизнь? — Еще одна слеза вытекла из ее потускневших глаз.
Эдвард подошел к матери и нежно обнял ее за плечи.
— Матушка, я благодарен тебе за мое появление на свет, хотя представляю, какую дорогую цену тебе пришлось заплатить. Я рад, что я не сын черствого, эгоистичного человека, не умеющего прощать и упивающегося своей властью над беззащитной жертвой. Сколько страха, сколько же мучений ты перенесла, зная, что муж может в любой момент прогнать тебя!
Мать энергично закивала:
— Все было хуже, чем ты можешь себе представить. Думаю, прояви я к тебе хоть чуть-чуть нежности, он мог бы причинить тебе зло. Я вынуждена была держать себя в руках, и через какое-то время эта привычка стала моей второй натурой.
Леди Хартвуд прикрыла ладонями лицо. Эдвард подошел к горящему камину.
— Возможно, вопреки мнению мистера Хоскинса, Джеймс не был не в своем уме, составляя завещание на смертном одре. Принуждая меня приехать в Брайтон, он тем самым оказал мне огромную услугу, сняв бремя с моих плеч. Я также благодарен и тебе, матушка, за твою откровенность. Я не надеюсь на твою любовь, слишком долго ты ненавидела меня. Но у меня теперь нет причин тебя ненавидеть, и это настоящий подарок. Надеюсь, что Джеймсу там, в могиле, стало легче. Ему удалось избавить всех нас от тяжкого груза, который оставил после себя Черный Невилл.
— Джеймсу было все известно, — вдруг вырвалось у леди Хартвуд. — Однажды он подслушал, как муж осыпал меня оскорблениями, хотя те слова явно не подходили для детских ушей. Думаю, подслушанный им наш разговор пошел ему во вред. Он узнал о своей еще молодой матери такие вещи, которые лучше было бы ему не знать. Возможно, это повлияло на его становление как мужчины.
Леди Хартвуд поерзала немного в кресле, а затем обратилась к Элизе:
— Молодая особа, скажи, во что мне обойдется твое молчание? Сколько это будет мне стоить? Эдвард верит тебе, даже слишком. В отличие от него — все-таки он мой сын, он может понять и простить меня — у тебя нет никаких причин держать мою тайну в секрете.
Элиза почти не слышала того, что говорила ей леди Хартвуд. Ее сердце буквально пело от радости. Ее Эдвард сумел простить мать, найти в себе силы и побороть застарелую ненависть. Он смог проявить любовь к человеку, который долго и жестоко обижал его, осознав это, Элиза обрадовалась даже больше, чем сообщению о том, что он отдал много денег за ее письменный отказ от обвинения. Возможно, здесь все-таки сыграло роль и его неравнодушное отношение к ней самой. Но его мать, которая ничего не сделала, чтобы пробудить в нем любовь к себе, тоже испытала на себе благотворное влияние сыновней любви. Эдвард явно изменился, и еще как изменился!
Однако Элиза заставила себя отвлечься от своей эгоистичной радости и поспешила успокоить старую леди: