Если поначалу Элиза смущалась вести себя так бесцеремонно, то теперь, к собственному стыду, не могла не признаться, что такая манера поведения не лишена прелести. Более того, к своему ужасу, она видела, как все правила приличия, умение владеть собой и сдерживать чувства, так старательно прививаемые ей тетушкой с детства, куда-то уходили и уже казались чем-то пустым и лишним. А впереди ее поджидали целых две недели, в течение которых она могла быть легкомысленной, нахальной и вульгарной, совсем не такой, какой она была раньше. Теперь не надо было следить за собой, она вольна и свободна как в своих желаниях, так и в поступках.
Впрочем: совсем терять голову не стоило, и Элиза помнила об этом. Надо было все-таки держать себя в известных пределах: во-первых, чтобы не поддаться обаянию Хартвуда и не увлечься им, а во-вторых, блестящая, полная удовольствий новая жизнь через две недели должна была закончиться. А что потом? Потом она опять должна была стать добропорядочной женщиной и вернуться к прежнему, серенькому существованию.
Для того чтобы отвлечься от грустных мыслей, Элиза с удвоенным рвением принялась за еду. Перед ней лежало рыбное блюдо — нечто невиданное и чудесное. Она аккуратно отрезала ножом для рыбы кусочек и, смакуя, принялась его жевать. Как вдруг ее взгляд столкнулся со взглядом Хартвуда, в котором явственно проглядывалось неодобрение.
Очевидно, она что-то сделала неправильно. Но что? Тетушка Селестина была очень строга к правилам этикета и умению вести себя за столом. Как вдруг Элизу осенило! Она немедленно переложила нож в левую руку, подцепила ножом несколько бобов из соуса и, придерживая их пальцами правой руки, поднесла нож прямо к губам. Миг — и бобы с ножа попали прямо в рот. Но на этом представление не закончилось. Элиза принялась с притворным удовольствием облизывать соус с пальцев.
Лицо Хартвуда расплылось в широкой довольной улыбке. На лицах одних гостей тоже виднелись улыбки, но ироничные, другие же брезгливо морщились. Подобное неумение держать себя за столом без всяких слов говорило о ее низком, плебейском происхождении, оно сразу углубляло пропасть между ними и пусть прекрасной, но явно не принадлежавшей к их кругу женщиной.
Элиза с удвоенным пылом принялась играть роль вульгарной девки: громко чавкала, сопела, вытирала губы ладонью, короче говоря, старалась, как могла. Вместе с тем ее не покидало ощущение, что пара недоверчивых серых глаз матери, так отличающихся от чутких, карих глаз ее сына, все время пытливо следила за ней. Элиза поежилась. В отличие от всех других гостей, которых легко удалось ввести в заблуждение, леди Хартвуд, по-видимому, что-то заподозрила.
Обед близился к концу, как вдруг в двери зала возникла фигура запоздавшей гостьи. Ее появление вызвало волнение и шум среди всех, кто присутствовал на обеде. Хартвуд быстро подошел к вошедшей даме и, поклонившись, провел ее к столу.
— Матушка, — вкрадчиво произнес он, — думаю, вы должны помнить старых друзей, сколько бы времени ни прошло с последней встречи. Вы, конечно, узнаете миссис Этуотер.
Элиза вспомнила: это была любовница отца, та самая, которой он подарил ожерелье, бывшее сейчас на Элизе и некогда приведшее семейство Хартвудов к разорению.
Хартвуд усадил миссис Этуотер на свободное место рядом с Элизой. Леди Хартвуд сидела неподвижно как каменная статуя, ее негодование выдавали блестящие глаза, быстро перебегавшие от лица сына к лицу любовницы ее мужа. Она словно отказывалась верить в чудовищность происходящего.
Разглядывая миссис Этуотер, Элиза никак не могла поверить в то, чтобы женщина с довольно заурядной внешностью могла сыграть такую роковую роль в судьбе лорда Хартвуда и всей его семьи. Миссис Этуотер мало походила на блестящую любовницу, Элизе она больше напоминала одну из деревенских женщин, которая приходила к тетушке, чтобы убраться в ее доме. Но, приглядевшись повнимательнее, Элиза заметила следы былой красоты, погубившей лорда Хартвуда.
Лорд Лайтнинг повернулся к даме, сидевшей рядом с его матерью:
— Леди Гермиона, позвольте представить вам мою добрую приятельницу, миссис Этуотер. Думаю, что миссис Этуотер была знакома с вашим бывшим мужем до того, как вы развелись с ним.
Жидкий смешок леди Гермионы быстро перешел в истеричный.
Дородный мужчина в парике адвоката откашлялся, явно собираясь что-то сказать, чтобы осадить слегка зарвавшегося Хартвуда, но последний не позволил ему это сделать.
— Миссис Этуотер, — почтительно произнес Хартвуд, — позвольте познакомить вас с моей близкой подругой, мисс Элизой Фаррел. Как можете видеть, я, как и мой отец, являюсь верным поклонником и ценителем женской красоты. — Хартвуд повернулся к Элизе: — Некогда миссис Этуотер считалась одной из самых прекрасных женщин в Брайтоне, она обладала тонким вкусом, особенно по части драгоценностей. Одно время поговаривали, что сама любовница регента миссис Фитцгерберт — с ней регент состоял в тайном браке — очень ревновала регента к миссис Этуотер, поскольку тот был весьма неравнодушен к ней. Хотя миссис Фитцгерберт не стоило так волноваться. Миссис Этуотер была на редкость привязана к моему отцу. Такая верность — вещь удивительная для женщин, отличающихся, как известно, ветреностью и непостоянством. — Он опять повернулся к новой гостье: — А как вы находите теперешний Брайтон, миссис Этуотер? Наверное, он сильно изменился, ведь с тех пор немало иолы утекло.