Но и это не было самым худшим. Он не без стыда вспоминал минувший вечер. Неужели он был с ней настолько откровенен, что рассказал о перенесенных в детстве наказаниях и обидах? Ради чего он так разоткровенничался? Ему было неловко признаваться перед самим собой: только ради того, чтобы вызвать у нее сочувствие и симпатию, он не мог дольше выносить ее недовольство его поведением во время обеда. Раньше он никому не признавался в том, насколько мать была к нему в детстве жестока и несправедлива. Оправдываться было не в его правилах: Ведь он лорд Лайтнинг, переменчивый и непредсказуемый. Так почему же его волнует то, что о нем думает какая-то серенькая, бедная как церковная мышь девушка?
Хотя он все время и твердил о своей непристойности, но когда Элиза указала ему на его неприличное поведение, ему было почему-то противно вспоминать об этом. Но еще противнее стало у него на душе после того, как она упрекнула его в оскорбительном обращении с миссис Этуотер, которая сейчас, должно быть, сожалеет, что его в детстве не удушили шейным платком от детского матросского костюма.
Пора было кончать с душевными терзаниями из-за подобных пустяков. Надо было собраться с мыслями и попытаться найти выход из того угла, в который он сам себя загнал. Позволять женщине, даже такой чудачке, как Элиза, управлять собой не стоило ни в коем случае. Завтра он даст ей понять, что с ним нельзя фамильярничать и забываться. Придется указать ей, кто она на самом деле, и запретить откровенничать. Пусть лучше держит при себе свои нравственные оценки и суждения. Надо было заканчивать с близостью, так неожиданно и быстро установившейся между ними.
Но что было делать с плотским вожделением, которое Элиза пробудила в нем? Надо было найти как можно быстрее средство для тушения пожара. Леди Гермиона казалась хоть и доступным, но не совсем удачным средством. Эдвард ворочался с боку на бок и никак не мог заснуть, в его воображении все время возникало нежное теплое тело Элизы… Не выдержав, он решил на будущее, что визит в одно укромное местечко возле Стейн-стрит, куда наведывались такие же утонченные джентльмены, как и он, поможет ему сбросить напряжение.
Элизе тоже не спалось. Не удушающая жара мансарды, не узкая неудобная кровать и матрас в ужасных комках — ей мешало заснуть возбуждение, все еще не улегшееся после расставания с Хартвудом. Дурачить напускным равнодушием она могла только его, но не себя. Она уже не доверяла себе, так как чувствовала, что может в любой момент поддаться и уступить. Несмотря на все его предостережения, она влюбилась в него по уши. Время, проведенное под крышей тетиного дома, плюс отсутствие мужского общества приучили Элизу к мысли, что нет лучшей жизни, чем жизнь старой девы. Она даже уверила себя в том, что мужчины нисколько ее не привлекают, не интересуют и не волнуют. Общество такого распутного, согласно слухам, мужчины, как лорд Лайтнинг, поначалу ничуть ее не пугало. Но после того как она узнала себя совсем с другой стороны, все представлялось теперь иначе. Скорее всего она отдалась бы ему прямо в коридоре, прямо перед спальней леди Хартвуд, не удержись она каким-то чудом на краю пропасти.
Если бы служанку поймали за таким делом, ее неминуемо уволили бы, причем сразу и без всяких рекомендаций. Подобный случай однажды произошел в тетушкином доме. Горничную застали в компрометирующем положении с садовником. Несмотря на все уверения несчастной девушки, что садовник любит ее и они поженятся, все было напрасно. В подобных случаях тетушка была строга и неумолима. Однако Хартвуд ни разу не намекнул, что испытывает к ней какие-то нежные чувства. По всей видимости, его влекло к ней только желание развлечься, не более того. Для него она была всего лишь новой игрушкой, наверное, даже довольно необычной, но ведь не зря по всему Лондону ходили слухи о причудах и странных вкусах лорда Лайтнинга.
Как же она могла позволить себе так увлечься и кем? Тетушка была бы потрясена. Не в силах уснуть, Элиза встала и достала из сумки верный астрологический альманах. Возможно, она все-таки найдет там если не ответ, то хотя бы подсказку, объясняющую как ее новые чувства, так и странности поведения.
Увы, к сожалению, ничего интересного она не нашла, да вряд ли и могла найти. Задолго до того как лорд Хартвуд затащил ее к себе в карету, она рассчитала, что этим летом планета Сатурн займет точно такое же положение, которое она занимала в момент ее рождения. Это не сулило ничего хорошего. Такое случалось раз в двадцать девять лет, и, по мнению астрологов, это способствовало проявлению самых пагубных и мрачных наклонностей Сатурна. Одиночество, бедность, страх и замкнутость — вот какими воспитывающими качествами обладал Сатурн. Хотя не все было так безнадежно. Сатурн дарил также способность стойко переносить все испытания и трудности. Впрочем, тут были свои тонкости. Могло быть и более благоприятное стечение обстоятельств, и тогда возвращение Сатурна предвещало лишь небольшие затруднения.