Оказавшись на церковной лужайке, Ребекка увидела объявление, оповещавшее о проповеди преподобного Хилла. Название, как обычно, било в самую точку. Отец не гнался за глубокомысленными, броскими фразами, не увлекался игрой слов — нет, он предпочитал определять самую суть дела. И сегодня тема была сформулирована просто и четко: «Помоги ближнему».
Ребекка припарковалась, взглянула напоследок в зеркальце заднего обзора и выбралась из машины. Смешной щенок, выскочивший из дома напротив, бегал среди лабиринта автомобилей, высунув язык, и к чему-то принюхивался.
— По крайней мере хоть у тебя все хорошо, — пробормотала Ребекка, обходя собачонку;
Поправив на ходу воротник своего лучшего розового пиджака, она поднялась по ступенькам и, как всегда, уселась на первой скамье. Конечно, Ребекка испытывала некоторое чувство вины: ведь ее гнев до сих пор не прошел, а сегодня Христово воскресенье. Но разве могла она забыть о том, как отец грубо вмешался в ее дела? Не говоря уже о его безжалостных словах в адрес Джексона.
Взойдя на кафедру, Даниел Хилл первым делом посмотрел, на месте ли Ребекка, и явно был доволен, увидев ее. Она почувствовала это. Ребекка понимала: с точки зрения отца, ее присутствие здесь означает, что все прощено и забыто и они снова стали единомышленниками.
— Доброе утро! — поздоровался с прихожанами священник. Ему нравилось вслушиваться в звуки собственного голоса и видеть приветливые улыбки на знакомых лицах. — Поначалу я собирался прочитать вам проповедь о том, как следует использовать веру в повседневной жизни. Но потом почувствовал, что сегодня должен донести до вас иное послание Господа. Полагаю, вам не помешало бы его припомнить. Я говорю о заповедях Господних.
И с этими словами он посмотрел Ребекке прямо в лицо. Она замерла и даже слегка открыла рот от удивления, а отец спокойно повернулся и объявил, что сейчас будет исполнен первый псалом. Во время пения Ребекке казалось, что преподобный Хилл одумался и теперь раскаивается. Но с первых слов проповеди Ребекка поняла, что ошиблась. Да, он остался на прежних позициях… и даже более того.
Комментарии к каждой заповеди звучали как грозное обвинение. Прямо в церкви преподобный Хилл обличал свою дочь!
— Господь не терпит глупцов! — кричал он, колотя кулаком по кафедре. — Он дал нам заповеди, чтобы мы блюли их. Чтобы мы следовали им, а не передергивали их… и не нарушали!
Да, Он учил нас прощать!.. Но существуют вещи, которые прощать нельзя! Не пристало нам, простым смертным, осуществлять акты жестокого возмездия, — вещал Даниел, перегнувшись через кафедру: глаза его лихорадочно блестели, а голос, произносящий слова Господни, был полон силы и страсти. — «Мне отмщение — и аз воздам» — вот что говорит нам Господь! Творить возмездие — только его право… но не наше! Понятно ли вам это? — И направил свой указующий перст прямо на Ребекку.
Итак, отец обращался именно к ней, отчитывал ее, да еще на глазах у всех! Нет, это невыносимо! И, не заботясь о том, что могут подумать прихожане, а тем более сам преподобный, Ребекка встала, повернулась спиной к кафедре и, с трудом сдерживая ярость, направилась к выходу.
Даниел остолбенел. Он вцепился в край кафедры, а прихожане молча взирали на своего проповедника, ожидая его реакции. За Ребеккой с резким стуком захлопнулась дверь, а Даниел по-прежнему не мог выдавить из себя ни слова, потрясенный поведением дочери. Потом кое-как он довел проповедь до конца, но когда запел хор, бессильно опустился на стул.
Поздно, слишком поздно, припомнил он еще одну заповедь Господню:
«Не судите да несудимы будете»!
Наступил понедельник. Стрелки часов на стене оранжереи неумолимо приближались к полудню. Джексон еще не появился. Ребекка с вымученной улыбкой обслуживала покупателей, изо всех сил стараясь не обращать внимания на сосущую боль в груди. Ей самой было не вполне понятно, что сильнее огорчает и тревожит ее: предательство отца или… исчезновение Джексона. Ребекка убеждала себя, что Джексон не мог просто так взять и уйти с работы, не сказав ни слова, а с другой стороны, она слишком мало знала его. Чужая душа — потемки.
А вдруг Джексон заболел? Может, опять позвонить управляющему? Но Ребекка не могла заставить себя снять трубку телефона. Когда в прошлый раз она попросила управляющего постучать в дверь Джексона, тот, похоже, решил, что ее интерес к молодому человеку явно носит сексуальный характер. А больше всего Ребекку тревожило то, что подобное предположение не слишком обидело ее. Тем не менее звонить не хотелось.
И тут звякнул колокольчик над дверью черного входа. Ребекка с надеждой обернулась… но это оказался всего лишь Пит.
— Ну, я уже загрузился и могу отправляться в путь, — сообщил он. — У нас три вызова, так что я вернусь только к концу дня. Надо будет высадить уйму кустов у вдовы Фонтенэй, потом — четыре саженца возле дома, который недавно продали, и еще придется выложить дерном участок перед новым дамским салоном красоты. А ты сумеешь одна управиться?
— Конечно, ленч я прихватила с собой, ну а после полудня, сам знаешь, покупателей всегда мало. Так что поезжай и не беспокойся.
Пит приподнял шапочку и пригладил жалкие остатки волос. Старик тоже был расстроен.
— Это на него не похоже, — пробормотал он. — Я вот все думаю: может, что-нибудь стряслось?
Уточнять, о ком идет речь, не было надобности. Их обоих одинаково тревожило необъяснимое отсутствие Джексона.
— Да, — вздохнула Ребекка, — мы с тобой думаем об одном и том же. Но после всего, что тут наговорил папа, разве можно его обвинять?
Пит покачал головой.
— Нет, я почему-то не думаю, что несколько грубых слов выбили парня из колеи. Вряд ли он впервые столкнулся с таким отношением. Помнишь этих полицейских… ну, в тот день, когда на тебя напали? Ты сама рассказывала: они были готовы арестовать Джексона только потому, что он оказался рядом. И судя по твоим словам, он не очень-то расстроился.
— Но в случае с отцом это носило слишком личный характер.
— Девочка моя, убийство — вообще дело личное, — заметил Пит. — Нет, этот парень не дурак. Он отлично понимает, что большинство людей всегда будут осуждать его и предполагать самое худшее.
Ребекка вздохнула:
— Наверное, ты прав. Ну, так или иначе, поезжай по своим делам. Со мной все будет в порядке.
Прошло еще несколько минут, и Ребекка осталась одна со своими раздумьями, надеясь, что скоро появятся покупатели и отвлекут ее от мрачных мыслей. Тут она вспомнила, что забыла позавтракать, и поплелась в другую комнату, где стоял холодильник. Ни к чему истязать себя голодом, настроения этим не поправишь.
Она достала холодную бутылку воды, отвинтила колпачок, повернулась, собираясь швырнуть его в мусорную корзину у конторки, и только тут заметила, что трубка телефона снята.
— Прекрасно! — пробормотала Ребекка. — Не удивительно, что он все угро не звонит.
Едва трубка коснулась рычажков, телефон принялся наверстывать упущенное. Ребекка мгновенно схватилась за аппарат.
— Оранжерея «Хиллсайд».
— Ребекка! Слава Богу! А я уж испугался, что вы будете болтать до скончания века.
По ее телу прокатилась волна облегчения. Сжав в руке бутылку с водой, Ребекка прислонилась к конторке. Звонил Джексон.
— Просто трубка была снята, а я только что это заметила, — она перевела дух. — Утро было напряженное…
— Как же, трубка, рассказывайте… — шутливо проворчал он. — А у меня по дороге на работу случилась маленькая неприятность. Проколол покрышку, а чтобы заменить ее, пришлось дожидаться, пока откроют магазин. — Помолчав, он глубоко вздохнул. — Так я… я не лишился места?
— Послушайте, Джексон, я хочу, чтобы вы раз и навсегда кое-что усвоили. В своей оранжерее распоряжаюсь я, а не мой отец! Если бы я только знала, о чем пойдет речь, я бы…
— Да бросьте вы! — буркнул он. — Ничего нового он мне не сказал, я это сотни раз слышал от других людей.
— И тем не менее…
— Нет! И хватит об этом, Ребекка. Отец заботится о вас, не то что мой папаша. Вы просто ответьте: есть у меня работа или нет?