– Точно,– Саня хлопнул по коленке,– нам на завод нужно попасть.
– Конечно… с одной стороны интересно здесь осмотреться, но учитывая обстоятельства, и то, что нас приняли за шпионов – руки в ноги и нужно как можно быстрее валить отсюда… и двигаться надо опять на тот завод…
– Может ночью и свалим?
– Ночью в городе наверняка патрули и завод этот охраняется. Давай и вправду переночуем здесь, все лучше, чем в лесу. А утром, на свежую голову, еще раз подумаем как нам лучше действовать...
В двери осторожно постучали и вошла худенькая голубоглазая девочка в теплой курточке и пуховом платочке. В руках она держала широкий поднос с двумя маленькими кастрюльками и фарфоровыми тарелками.
– Мама ужин передала,– улыбнулась девочка и по-хозяйски поставила кастрюльки на стол.
– Так тебя Иришка зовут? – улыбнулся я.– В каком классе учишься?
– В шестом. Мама еще просила передать, если дед пожалует – не пускайте его. Он малость контуженный после войны. А как выпьет – дурковать начинает…
– Так он после какой войны…– задумался Саня,– «афганец» что-ли?
– После Кавказской. А еще он тюремщик. Заключение в Сибири отбывал.
– Подожди, Иришка,– я внимательно посмотрел на девочку,– а когда эта Кавказская война была?
– Давно. Еще в девяностых годах прошлого века,– она усмехнулась.– Вы историю, что ли, не знаете?
– А ты… можешь нам учебник истории России принести?
– Мы сейчас Зарубежную в школе учим. Историю России в седьмом классе проходят,– пожала плечами Иришка.
– Постой-ка. А война с немцами была? Великая Отечественная?
– Да. А еще с англичанами воевали и с китайцами…
Девочка удивленно посмотрела на нас:
– Ладно… пойду я, а посуду через час заберу.
Когда Иришка вышла, мы подвинули табуретки ближе к столу. В комнатке уже потеплело. Печка действительно быстро обогрела помещение.
Мы сняли куртки и бросили на кровати.
Я приоткрыл крышки на кастрюльках: в одной оказалась горячая вареная картошечка, еще дымящаяся веселым легким парком, а в другой кастрюльке лежали аккуратно нарезанные аппетитные кусочки селедки и квашенная капуста.
– Эх… еще водочки не хватает…– довольно потер ладони Саня.
– Вот и я говорю – селедку жрать без первача – считай, харчи напрасно переводить.
Мы резко обернулись – перед нами стоял пожилой хозяин дома, держа в руках большую бутыль с мутной жидкостью.
Глава 4
– За стол-то пригласите, квартиранты? – усмехнулся старик.
– Садитесь, – я пошарил взглядом и отыскал еще одну табуретку.
Старик поставил бутыль на стол и сам поднес табуретку. Он присел, внимательно посмотрел на нас и достал из овчиной жилетки три граненных стопки.
Вблизи старик оказался моложе, хотя лоб и уголки глаз испещряли глубокие мелкие морщинки, а кончик большого носа немного провис, что придавало зловещее выражение лица, ему наверняка не больше шестидесяти семи.
– Меня Алексей Данилыч кличут,– старик быстро разлил по рюмкам самогон, отдающий запахом смородины, – а вы откуда такие красивые взялись?
Хозяин хитро подмигнул Сане.
Под левым глазом у друга пропечатался темно-фиолетовый фингал, а нижняя губа разбухла после задушевной беседы в участке со следователем Мясоедовым.
– Мы топогеодезисты,– ответил я,– меня зовут Олег, а друга – Саня. У нас машина сломалась, пришлось по лесам пешком побродить. Мы у вас всего на пару деньков задержимся.
– Да живите сколько хотите, – улыбнулся Алексей Данилович и поднял стопку.– Давайте за знакомство!
Самогон оказался довольно крепким, в груди сразу потеплело и ударило в голову.
– У нас в деревушке осталось всего тридцать семей… кто в Дивногорск переехал, а кто и вовсе в Екатеринодар… а ведь было, ребятки, время – почти шестьсот человек в Выселках проживало.
– Да у вас наверняка работы нет, вот народ в город и попер,– пробурчал Саня.
– Да что ты, паря… работы здесь полно. Земли тут знаешь какие плодородные… – покачал головой Алексей Данилыч.– Вот только наш помещик Добронский старый уже, совсем не может людишек удержать, вот и бегут из его вотчины…
– Давай, Данилыч, наливай…– кивнул Саня,– мы еще по паре рюмок выпьем да спать… притомились сегодня на морозе по лесу шастать.
– А где же ваши приборы, если вы топогеодезисты? – хитро прищурился хозяин.
– В лесу, в схроне оставили, чтобы с собой не таскать.