Приближался конец учебы. С тех пор как мы поняли, что дни наши сочтены и что разлука не за горами, чувство легкости в нас как ветром сдуло. Ошеломленные тем, что произошло в наших сердцах, мы словно застыли на бегу. Ведь мы были не вольны решать свою дальнейшую участь, её пока ещё определяли наши родители, тем более что в арабском мире этого требовала традиция.
Миссис Митчелл догадывалась, что происходит в моей душе, и тоже была в полной растерянности. Мой предстоящий отъезд и без того поверг её в уныние. Мы все же три месяца прожили с ней под одной крышей, регулярно встречаясь за ужином. Недели и месяцы бок о бок, и вдруг прости-прощай — таков печальный жребий хозяев, постоянно принимающих приезжих студентов (и самих студентов). Кроме того, я, как мне кажется, произвела в душе миссис Митчелл маленькое чудо: в последнюю неделю учебы она позволила мне официально пригласить Халида к нам на ужин. Крохотная уступка, которая дорогого стоит.
Небо быстро темнело. Вечер выдался сухим. Водитель такси проворно выскочил из машины и деловито схватил мой чемодан. По щеке миссис Митчелл скатилась одинокая слеза. Старик Митчелл растерянно стоял рядом, а Халид переступал с ноги на ногу от смущения и неловкости. Я судорожно пыталась сохранить самообладание, как обычно в критические минуты. Наплакаться я ещё успею. Когда машина тронулась с места в направлении вокзала, миссис Митчелл с улыбкой крикнула сквозь опущенное стекло:
— Верена, желаю тебе найти самого лучшего мужчину на свете! Сообщи нам, когда будешь выходить замуж!
В какой-то момент моя голова словно сама по себе легла на плечо Халида. Я закрыла глаза, и мне захотелось, чтобы время остановилось и чтобы путешествие наше никогда не кончалось.
На следующее утро мы прибыли в Лондон. Пронзительные голоса репродукторов, гудки поездов и ровный гул толпы на перроне мгновенно вернули нас в реальность. Нужно было раздобыть такси, которое бы доставило нас в аэропорт. Последний маневр, горечь конца. Я не желала и пальцем шевельнуть, чтобы самой ускорить этот процесс. Как будто это мое детское упрямство могло предотвратить неотвратимое и хоть немного изменить судьбу.
К моему удивлению, боль, которую должен был испытывать Халид, на глазах превратила его в зрелого мужчину. Меня поразило, как он, чуть ли не в буквальном смысле, взял меня за руку и заставил «функционировать» и с какой твердостью решил все организационные вопросы.
Я должна была лететь в Цюрих в девять часов, в то время как самолет Халида вылетал в Дубай приблизительно на час позже. Хотя наши терминалы находились далеко друг от друга, Халид не отходил от меня ни на шаг до самого начала регистрации. Я к этому моменту находилась уже на грани нервного срыва.
«Ну, вот и всё, — подумала я — Ещё пять минут, и ты больше никогда не увидишь этого человека».
Халид же, напротив, казалось, стойко сохранял душевное равновесие. Вместо того чтобы окончательно распрощаться со мной, он велел мне ждать у паспортного контроля. И пока я соображала, что это может означать, он со своим чемоданом уже растворился в толпе.
В то сентябрьское утро 1979 года в аэропорту вовсю кипела привычная жизнь. Перед стойками регистрации пестрели бесконечные очереди. Ожидание и неизвестность превратились для меня в настоящую пытку. А что, если он не успеет вернуться? Что, если мы так больше и не увидимся и я улечу, так и не обняв его в последний раз? И мне придется довольствоваться — в лучшем случае — письмами и несколькими фотографиями? Страшно подумать. Чем больше времени проходило, тем глубже становилось мое отчаяние. И вдруг, после бесконечно долгого ожидания, меня осенило: «Это все! Я больше никогда не увижу Халида!..» Он просто решил избежать этих долгих проводов и лишних слез. И конечно же, сознательно обманул меня. Мне стало дурно.
Когда замигала зеленая лампочка «Начало посадки», мне словно вонзили в сердце с дюжину иголок.
Неужели действительно — «всё»? Я не могла и не хотела в это верить. Я сидела как каменная. Я не могла даже плакать.
В какой-то момент меня словно подняла из кресла чья-то рука. Потому что я вдруг двинулась в направлении паспортного контроля. Я не ощущала больше ничего, кроме невыразимой пустоты. Ничего, кроме безвоздушного пространства и парализующей боли.
«Верена!.. Ну как ты могла так плохо о нем подумать?…» — спрашивала я себя потом.
Кто-то схватил меня за локоть. Я подняла голову и чуть не упала в обморок. Халид! На лице его было написано отчаяние. Он тяжело дышал.