Ослепленная обидой, я совершенно не подумала о том, что для него означала учеба в США, какая это была для него честь. И о том, что в Европе у него просто не было альтернативы, ни по специальности, ни в смысле престижа, и он все равно не мог бы оказаться где-нибудь здесь, поближе ко мне. Во всяком случае, вместо того чтобы поздравить Халида, я причинила ему боль.
Через три недели я, доверившись судьбе, села в самолет, вылетающий в Афины.
К моей досаде, я так и не дождалась ответа из Дубая. Время тянулось мучительно медленно. Мой план уже должен был сработать, но ожидаемого эффекта пока не наблюдалось. Халид просто молчал. Постепенно во мне стала расти тревога.
В день отъезда почтовый ящик тоже был пуст. Меня терзали сомнения. Может, я неверно выбрала тон письма? Может, он оказался слишком холодным и резким? Неужели я в своей обиде за несколько мгновений, несколькими словами все испортила, убила нашу любовь? Но обратного пути уже не было: такси в аэропорт уже стояло перед дверью.
В хаосе афинского уличного движения, у площади Синтагма, находился универсальный магазин тканей и одежды, который должен был стать моим рабочим местом. Его владелец, мистер Петропулос, и наш цюрихский знакомый подвергли мое терпение серьезному испытанию. Они несколько часов подряд болтали за кофе и сигаретами о стоящих передо мной задачах и о моем гонораре. Из-за жары и табачного дыма в кабинете моего будущего шефа уже почти невозможно было дышать. В конце концов, я в изнеможении согласилась на работу декоратором в магазине за пару греческих драхм и бесплатное жилье. Я не стала протестовать, даже когда увидела свою жалкую комнатушку под Акрополем. Короче говоря, выбор у меня был простой — либо я лечу первым же рейсом домой, либо… остаюсь. Эта дилемма грозила свести меня с ума.
Я угрюмо принялась распаковывать чемодан. Комната была довольно тесной и темной. Платяной шкаф, одна половинка которого запиралась на щеколду, стол, стул; над столом окно во двор. Встав на кресло и выглянув в окно, я увидела пару тощих кошек, слонявшихся по двору. Хорошо, что Халид не видит, на какие жертвы я иду ради него. Развесив и разложив одежду, я ложусь на мягкую влажную кровать и смотрю в потолок. Какая же я глупая!
Когда на город опустились сумерки, пришел мистер Левентакис и пригласил меня на ужин. Такси доставило нас в фешенебельную Кифиссию[9], откуда он был родом. Целая толпа его друзей и родственников препроводила нас в таверну. Авторитет, которым мистер Левентакис пользовался в родной деревне и который он с успехом продемонстрировал своей гостье, значительно повысил его настроение. К тому же в этот раз он появился здесь в обществе молодой привлекательной швейцарки. Как бы то ни было, я, хотя и не понимала ещё ни слова по-гречески, все же была начеку. У меня сложилось впечатление, что этому греку очень хотелось убедить всех в том, что мы с ним — любовная пара. Я расценила это как совершенно неоправданную самонадеянность. Чтобы поскорее положить конец его проискам, я принялась разыгрывать приступ мигрени.
Дома я зло швырнула сумку, а вслед за ней одежду на кровать и отправилась в ванную, чтобы освежиться после духоты. Уже под струей прохладной воды я вдруг заметила на полу жирного таракана. Содрогаясь от отвращения, я выскочила из ванной и захлопнула за собой дверь.
Ни о каком сне не могло быть и речи. Накопившееся за вечер раздражение, страх перед тараканами и равнодушием Халида держали меня в напряжении.
Первые дни у мистера Петропулоса были одним сплошным недоразумением. Никто из сотрудников фирмы не понимал, чего это швейцарка с раннего утра проявляет такую невероятную активность. Здесь сначала, пардон, не спеша варят кофе, выкуривают пару сигарет и обсуждают семейные проблемы. Греческий образ жизни действительно требует привычки.
После обеда магазины были закрыты. Поскольку я не привыкла спать днем, то часами бродила по улицам Афин. Я карабкалась наверх к Акрополю или садилась в автобус и ехала в Пирей[10]. Или погружалась в тишину маленького древнего порта Турколимано[11]. Здесь я могла подолгу сидеть за тарелкой тунца, предаваясь своим мыслям и грезам.
Но очень скоро жара и смог вынудили меня изменить дневной ритм. Мне пришлось привыкать к послеобеденному сну.