Позже я решил, что это письмо, как ни странно, содержательно.
Вечером мы пошли в конюшню. Мы видели, как из своего гнезда около травяной кочки вылетел темно-коричневый жаворонок. Было прохладно, и я натянул пуловер. А мистер Пэрди, всегда одетый в тонкие льняные брюки, надел на себя старый поношенный сюртук. Таких в Африке никто не носил. Пэрди был похож на извозчика, только что спрыгнувшего с козел, чтобы показать дорогу в комнаты постоялого двора.
Гости на ферме
К чаю часто приезжали гости из Солсбери или из провинции. Большинство — в запыленных автомобилях, а некоторые любители спорта — верхом на лошади. Добираться домой гостям было далеко, поэтому они обычно оставались на обед. Слуги бегали с чайниками, подносили стаканы с грогом, таскали ведра со льдом, расставляли стулья на увитой зеленью веранде, нарезали куски заливного языка и ветчину.
Дженнифер выполняла роль гостеприимной хозяйки. Светлое открытое платье было ей к лицу. В школе Дженнифер не блистала. Окончив ее, она работала продавщицей в Солсбери. Дженнифер просила отца послать ее на сельскохозяйственные курсы.
Дженнифер обладала каким-то особым природным даром. Она была необычайно сильной и ловкой спортсменкой, умело обращалась с животными, до тонкостей знала устройство комбайна. Подавая гостям ледяной пунш, она рассказывала об охоте на самку леопарда в горах Инянга:
— Мы отравили ее стрихнином, но она как сумасшедшая выпрыгнула из куста и вцепилась в собаку. Мы застрелили ее, вскрыли, вынули двух зародышей, заспиртовали их и отдали учителю биологии в школе святого Мартина.
Раздался испуганный визг болонки. В траве неподалеку от нас зашипела змея, смертельно опасный родственник гадюки, хотя это был всего лишь детеныш. Нам нечем было защититься, пришлось влезть на стулья и стоять там, пока не появился слуга с клюшкой для гольфа и не размозжил змее голову. Мы пережили несколько неприятных минут, ощущая ужасную беспомощность. Потом мы выпили еще пива, закусывая холодной спаржей. Женщина, сидевшая напротив меня, рассказывала очередную историю о слугах:
— Я сняла часы, показала на цифры и сказала: «Сикспенс, когда стрелка дойдет досюда, пройдет ровно пять минут, и ты должна вынуть яйцо». Через некоторое время вбегает сияющая Сикспенс: «Идите посмотрите». Я вошла в кухню. В кастрюле лежали яйцо и часы. Они варились розно пять минут.
С поля доносилось похожее на бормотание пение. Это несколько африканцев рыли яму под уборную. Я подошел к ним, они холодно, недоверчиво посмотрели на меня. Я сказал что-то по-английски, они испуганно встрепенулись и покачали головой.
Позднее я близко узнал многих африканцев, тогда же я ни с кем из них не был знаком. Я не знал, что о них думать — настолько ли они разумны, чтобы с ними можно было говорить, или они просто невежественные и добродушные дикари. Но какими бы они не оказались — ничто не могло бы изменить мою точку зрения на расовый вопрос.
Когда я вернулся к компании, расположившейся на лужайке, наш хозяин рассказывал, как полицейский выбил зубы африканцу — шоферу грузовика. Полицейский неправильно понял слово, которое африканец произнес с ошибкой.
В этой истории действительно было много курьезного, но меня она покоробила. Наверно, оттого, что шофер был черный. А если бы шофер был белый, может быть, мистер Пэрди и не упомянул бы об этом эпизоде, не знаю. Впрочем, большинство шоферов грузовиков — африканцы.
Путешествующий по Южной Родезии обязательно попадает в неловкое положение: он замечает, что на любом высказывании лежит отпечаток расовых предрассудков. В то же время он чувствует, что если станет возмущаться презрительным отношением белых к черным, то будет выглядеть смешным и сентиментальным — ведь презрение к африканцам поколениями врастало в белых и перестало ими осознаваться.
Так, всеми возможными способами мы тянули послеобеденное время. Война была где-то далеко. После утреннего дождя желтое плато сверкало, как начищенный медный поднос. Ничто так мало не ценилось здесь, как время. День, когда время станет драгоценностью, какую не купишь на все деньги Федерации, может оказаться для белых роковым. Но никому из друзей Пэрди не приходили в голову такие мысли. А пока мы играли в крокет и в кегли, осматривали конюшню, загоняли уток в сарай и сдабривали виски сочными анекдотами, которые скрашивали наши вечера еще несколько недель.
Перед обедом гости обычно играли в бильярд или в его разновидность — снукер. Большой зал, служивший когда-то гаражом для трех автомобилей семейства Пэрди, был переоборудован под бильярдную. Мужчины, сняв пиджаки, собирались вокруг огромного стола. Низкие лампы с абажурами из синей ткани освещали зеленое сукно, от тусклого света просыпались ночные бабочки. Вот одна из них села на бильярдный стол, и шар придавил ее к сукну.