Один помещик, член правящей Объединенной федеральной партии, наклонился ко мне. Он изрядно выпил и искал сочувствия:
— У нас в Родезии, конечно, есть апартеид; хоть он и на пользу туземцам, мы не говорим о нем. Беда Южной Африки в том, что они слишком много болтают о вещах, которые мы считаем само собой разумеющимися.
Да, если бы Федерация не была страной хорошо поставленной пропаганды, страной, где о многом умалчивают, меня не заманили бы сюда на такой долгий срок. Я думал, что здесь царит согласие, сотрудничество между белыми и африканцами. Я не смог заставить себя улыбнуться союзнику сэра Роя.
— В Лондоне забывают, что у нас здесь жены и дети, — продолжал он. — Пусть-ка мальчики с Уайтхолла приедут сюда и займутся чайными плантациями в Ньясаленде. Посмотрим тогда, не утратят ли они вкуса к этнографическим экспериментам в области самостоятельности черных.
— Ужасно много об этом болтают, — сказала миссис Пэрди. — Если хотя бы год не говорили о расах, было бы гораздо лучше. Несколько лет тому назад все было иначе. Каждый занимался своим, и белый и туземец точно знали, что им надо делать.
— Столько говорят о пользе хороших отношений между расами. Опыт показывает, что лучше обходиться без всяких отношений, — утверждал мистер Пэрди.
Тема всем, видимо, надоела, и разговор оборвался, наступило неловкое молчание. Женщины завели негромкую беседу о новом клубе для игры в бридж, о соревнованиях по плаванию, где отличились их дети, о сыне, которому снизили балл по поведению за то, что он подложил в школьный гардероб осиное гнездо. Тогда мужчины тоже заговорили на другую тему — вспомнили состоявшееся на той неделе соревнование по крикету на старом заросшем ипподроме и танцы после соревнований под оркестр Расти Лэнгли в отеле «Скайлайн».
Абрахам подал в гостиную кофе. Заперли на ночь двери. Миссис Пэрди полулежала на диване, вытянув ноги, и опять что-то шила. Она была самой обыкновенной хозяйкой дома. Она легко примирялась со всем. Какой глупый фарс, казалось, говорила она. Люди болтают и упиваются сплетнями. Газеты врут. Вышивать, шить, присматривать за животными — вот все, что нужно, чтобы чувствовать себя прекрасно. Со слугами надо обращаться твердо, они терпеть не могут равенства.
В другой обстановке она бы нам могла нравиться. Даже тогда мы с женой чувствовали к ней некоторую симпатию.
— А как твой Абрахам, Салли? — спросила одна из дам.
— Он старательный и честный. Я могу сосчитать по пальцам, сколько раз он напился в рабочее время.
Когда миссис Пэрди хвалила слугу, было ясно, что его заслуги опа приписывает себе, но в его плохих качествах она не считает себя виновной — пороки были врожденными.
— Ты ведь не прибавляла ему жалованья? Иначе он похвастался бы моему Мозесу.
— Нет, это ни к чему, — ответила миссис Пэрди. — Они, собственно, и не хотят получать больше. И все же мне приходится каждый вечер запирать чай, сахар и мыло.
— У них, может быть, большие семьи, — предположила Анна-Лена.
— Сколько им ни давай, они все равно крадут, — сказала миссис Пэрди.
— Я знаю поваров, которые не крадут, — высказалась одна дама.
— Значит, они боятся, что их поймают. Мы живем здесь не первый десяток лет и видим их насквозь.
Один из гостей, полковник, раньше служивший в Индии, перевез свою семью в Родезию потому, что здесь дешевые слуги и низкие налоги, да к тому же запрещена иммиграция индийцев. Он был очень похож на банального полковника колониальных войск из кинофильмов. Полковник заявил, что белому приходится нести все более тяжелое бремя, а когда кто-то сказал, что с плеч полковника спала огромная ноша — Индия, он оскорбился.
— Но ведь есть же воспитанные индийцы, — заметила дама, сравнившая сэра Роя с Георгом Вашингтоном.
— Воспитанные и ставшие коммунистами, да, такие есть, — ответил полковник.
— Однажды, когда мы жили в Солсбери, на нашей улице появился индиец. Он был верховным комиссаром, послом, а его жена имела университетский диплом. Сначала нам казалось невероятным жить на одной улице с индийцем. Почти все жители нашей улицы писали петиции и грозили переехать. Но он и правда был порядочный человек, и в конце концов его дети стали ходить в одну школу с нашими.
— Это, пожалуй, единственный случай в Федерации, — сказал земледелец. — Вы были с ним поистине великодушны, Салли.
Наша хозяйка грелась в лучах проявленной ею снисходительности. Полковник вертелся на стуле. На стене над ним висела картина: первые поселенцы втыкают флажок на Сесил-сквер, закладывая Солсбери. Картина напоминала старые шведские олеографии, изображавшие возвращение ополченцев.