По краям тротуаров сидели африканки в ярких бумажных платьях и вязали. У большинства из них за спиной привязан ребенок. Убаюканные легкими движениями матери, дети мирно спали. Отмеряя время, монотонно тикали автоматические счетчики на стоянке автомашин, но женщинам следить за временем было совсем ни к чему.
Как далеки от всего этого рыкающие львы, болота с мангровыми зарослями, дикие пляски ночью! Иногда мимо проезжали американцы — какая-нибудь фирма устраивала для них сафари на границу с Анголой. Перед отъездом они группами ходили по улицам, покупали компасы, снаряжение и коньяк для аптечки. Мы сидели в новом итальянском кафетерии на Первой улице. За столиками вокруг говорили о займе на строительство, о собственных домах, о том, достаточно ли прохладно по вечерам, чтобы надевать шубу из норки. С появлением американцев разговоры немедленно смолкали. Все смотрели на них, а те воображали, что находятся в настоящей Африке, не замечая, что Солсбери нисколько не отличается от таких американских городов, каким является, например, Омаха.
Двое африканцев прислонились к нагретой солнцем стене дома. У них перерыв на завтрак: хлеб запивают кока-колой. Прошло несколько солдат; вообще-то их редко можно увидеть.
— Они собираются уничтожить всех нас, — сказал один из африканцев.
— Они рады бы, да не могут, — безразлично отозвался другой.
Из универмага «О. К. Базар», куда, в отличие от его филиалов в Южной Африке, неохотно, но все же пускают африканцев, вышел отец с двумя детьми. Девочке купили заводного мишку, который пил лимонад, а мальчик возился с игрушечными наручниками, которые никак не запирались.
На будничную жизнь обывателей чрезвычайное положение все же наложило какой-то отпечаток.
Наш быт, наши будни довольно скоро установились. Мы сняли квартиру из двух комнат с кухней в двухэтажном доме. Именно то, что нам нужно: на окраине города, но не так далеко от центра, заводской район, а рядом — африканские локации. Квартира, целиком меблированная, с электрической плитой, холодильником, хозяйственной утварью и постельным бельем, стоила 450 крон в месяц. По шведским масштабам это довольно дорого, но для Федерации дешево.
Все это было не нашим, но в то же время не казалось чужим. Уже два года здесь никто не жил, водопроводные трубы проржавели. Чужая подушка, на которую мы надели чужую наволочку, пахла диваном, где она пролежала два года, и кошкой; из матраца торчал гвоздь. Мы по-своему переставили столы и стулья, и вскоре все вещи стали своими, словно мы их сами купили.
В день нашего новоселья небо заволокло, и два часа без перерыва хлестал проливной дождь. Перед дождем ветер гнул и качал верхушки деревьев, а когда хлынул ливень, мы вышли на балкон и, обнявшись, стояли там, наслаждаясь прохладой. Дождь спасал нас от непрошеных посетителей, никто не мог позвонить: никто не знал, где мы и что в Африке — мы дома!
Законы, попирающие свободу
В эти дни в парламенте Южной Родезии на скамьях для публики народу было не больше, чем обычно. Парламент напоминал большую классную комнату во время летних каникул. Через открытую дверь с площади Сесил-сквер врывался ветер.
После перерыва, во время которого депутаты подкрепились кофе, прения по новым законопроектам продолжались. Председатель поправил парик и оглядел депутатов. Их было тридцать. Все они были белые. Депутаты, которым нужно было выйти из зала, пытались пройти так, чтобы их не заметила строгая женщина в черном шарфе. Но это было невозможно — она стояла у двери, и депутаты с деланно озабоченным видом торопливо проходили мимо нее.
В Федерации эти черные шарфы появились недавно. В Южно-Африканском Союзе[9] есть группа женщин, называющих себя Black Sashes (черные шарфы); они творят благородное дело, требующее мужества.
В начале марта у парламента собрался десяток таких женщин. Одетые в черное, они стояли опустив головы. Среди них — африканка, жена адвоката Читепо, и несколько жен университетских преподавателей. Их цель — напоминать о том, что есть еще недремлющая совесть, не получившая законного представительства в парламенте.
В парламенте же царило радующее сердце единодушие. Оппозиция благодарила правительство за то, что сыщики уголовного розыска в последнюю минуту спасли их всех от гибели. Дебатировались законы, попирающие принципы парламентской демократии. Дебаты проходили так же спокойно, как обсуждение новой силовой передачи или премии за лучшего поросенка.