Меня вызвал к себе профессор английской литературы Норман Маккензи, остроумный и любезный человек. Он снял с книжной полки книгу Дорис Лессинг.
— Вы не будете чувствовать себя в Родезии как дома, пока не прочтете ее книг. Одна она пишет ярко и правдиво.
Меня порадовало, что Маккензи рекомендовал писательницу, бывшую в немилости у федеральных властей.
— Для вас, собственно говоря, нет никаких курсов, — сказал он. — Вместо этого вы займитесь чтением и знакомством с людьми, а потом мы организуем семинар с некоторыми другими преподавателями.
— Историей искусств мы тоже еще не начали заниматься, — сказал он потом Анне-Лене. — У нас читают только курс о пещерах бушменов.
Нас это не огорчило. Моя задача — прежде всего составить представление о том, как живут и мыслят отдельные группы населения. Ферма была нашим отправным пунктом; университет — нашей наблюдательной вышкой.
— Пойдемте со мной в комнату для преподавателей. Там в любое время можно выпить кофе.
В перерыве между лекциями в этой комнате собираются преподаватели, чтобы поговорить и почитать газеты. Я познакомился с ними; когда они садились в кресла, воздух с шипением выходил из тугих кожаных подушек.
Джон Рид провел нас в подсобную библиотеку, насчитывавшую несколько тысяч томов, и в комнату, где хранились журналы со всего света. Он читает курс английской поэзии. У него уклончивая, несколько ироническая манера говорить, какой я до сих пор не встречал в Родезии, любящей откровенность и прямоту. Мы поднялись на холм Маунт-Плезент. В какой-нибудь полумиле отсюда виднеются небоскребы Солсбери и красные крыши вилл. На каменистом склоне холма разбиты лужайки и клумбы, четко вырисовываются дороги, над которыми клубится пыль. Фундаментальная библиотека, занимающая четыре этажа, существует на пожертвования крупных горнодобывающих компаний.
Университет Родезии и Ньясаленда (University College of Rhodesia and Nyasaland) пока что напоминает модель, выставленную в окне витрины. Это город в миниатюре, выросший посреди степи и камней: лаборатории и клубы, плавательный бассейн, стадион, виллы преподавателей. Я был первым студентом, приехавшим сюда из Европы ради приобретения знаний.
Рид провел меня в Карр Саупдерс-холл, одно из университетских зданий, где за стойками завтракают преподаватели. Африканцы-официанты в длинных белых одеждах подали нам четыре блюда, за которые мы уплатили 2 кроны 20 эре. Африканцы и белые завтракают здесь за одними стойками. Разница в возрасте между преподавателями и студентами незначительная. Заведующий зданием — Теренс Рэджер. Он живет здесь вместе со своей супругой Шейлой, в его обязанности входит заботиться о благополучии трех десятков студентов. Человек двадцать из них — африканцы.
Я слушал, как он с несколькими товарищами обсуждал вопрос о создании газеты под названием «Диссент». Эта газета должна была разоблачать политику правительства, давать прогнозы на будущее и заботиться о том, чтобы страна и мир не забывали политических заключенных. Все это было увлекательно, но походило больше на утопию, чем на реальные планы. Никто из преподавателей не знал, что из этих планов газета сможет осуществить.
Напротив меня сидел профессор математики Мэнвелл. Он рассказал, что его гоночный автомобиль разбился на дорогах Родезии и что Кингсли Эмис изобразил его в фильме «Счастливчик Джим» под именем Элфред Бисли — и он и герой фильма преподавали в Суонси.
— У Эмиса все до отвращения правдиво, — простонал он.
Потом мы встретили во дворе профессора Маккензи.
— Пойдемте, у меня для вас сюрприз.
Он провел нас в одну из комнат главного здания.
— Мы по всему свету разыскиваем профессора географии, но до сих пор не нашли. Эта комната предназначалась для него.
Там стояли письменный стол, два деревянных стула, телефон. Большего нельзя было желать. Окна выходили на университетский двор. Двор будущего. Мимо окон шла колонна одетых в хаки людей, сопровождаемая черным полицейским. Это были нарушители порядка. Их преступление состояло в том, что они взяли из сарая мотыги и начали прокладывать дорогу из Капп-Саундерс к еще недостроенному общежитию для девушек.
Я заглянул в ящики письменного стола. В одном из них лежала чистая бумага, в другом — книжка стихов Поля Валери. Вероятно, за этим столом сидел преподаватель французского.
Прекрасно! У меня было самое необходимое: несколько неисписанных листов бумаги, ветер над плато и жизнь.