Когда мы ехали, голубые зимородки кивали нам своими головками с телеграфных проводов. В небе парили птицы, похожие на куропаток; время от времени они, плотно прижав крылья, камнем падали вниз. Стаи цесарок проносились над полями, заросшими космосовыми цветами, самым красивым сорняком Родезии.
Дорогу образую! лишь две тонкие асфальтовые ленты, бегущие среди ям и кучек гравия. Встречная машина вынуждена свернуть в сторону, подняв облако красной пыли. Часто встречались знаки, предостерегающие о пересекающем дорогу потоке воды — это означало, что за поворотом нужно будет либо замедлить ход, либо остановиться.
Зверей мы видели мало. Иногда попадались дикие бородавчатые свиньи: тяжелое тело на тонких стариковских ножках, громадная вытянутая морда с опущенными вниз клыками, которыми свинья разрывает землю в поисках кореньев. На высокой мимозе семейство грифов свило гнездо из кусков кожи и шерсти. Грифы пепельно-серого цвета, с белой грудью и голубоватым клювом. Одна из птиц летит к своим птенцам, неся в клюве мясо какого-то животного, которого она только что нашла па дороге.
В тропических странах можно встретить птицу, которую называют птица-час;ы. На Юкатане она называется так потому, что два длинных пера ее распушенного хвоста напоминают стрелки на циферблате часов. Здесь мы эту птицу не видели, но однажды услышали ее мелодичный звон, похожий на бой часов, потом скрежет — будто птица заводила часы, а затем с неба полилась мелодия, словно для того, чтобы разбудить нас.
Посреди дороги стоял африканец и разговаривал с другим, который неподалеку пас стадо коров. Я дал сигнал, человек повернулся и поднял руку, растопырив пальцы — африканский способ останавливать машину. Поднятый по европейскому обычаю большой палец является символом борьбы за свободу, которую ведет Национальный конгресс, и потому этот жест запрещен. В независимых странах Африки часто пользуются попутными машинами, в Родезии — довольно редко. Мы пригласили африканца в машину.
— Вы едете на тайную встречу или на стадион? — спросил я.
— Я прошел уже сто миль, — ответил он. — В двадцати милях отсюда живет жена моего племянника, он родила первого ребенка.
— Нам по пути. Хотите что-нибудь поесть?
— Нет, спасибо.
Мы вытащили бутерброды и начали есть. Наш пассажир прислушался к легкому причмокиванию. Он ждал, когда его будут упрашивать разделить трапезу — так принято в сельской местности. Я видел это по выражению его глаз в зеркале.
— Ну, возьмите же!
Бутерброд мгновенно исчез в бездне его рта, где зубы остались только с правой стороны. Когда пища начинала угрожающе соскальзывать в левую половину, он, сунув в рот большой палец, перекладывал ее на другую сторону.
— У вас с собой Библия, — заметила Анна-Лена, — вы идете из церкви?
— Мне она заменяет грамматику. Я учу члены предложения.
— Но ведь вы, наверное, уже давно окончили школу?
— Да. Но я ходил только в первые классы. А если мы когда-нибудь будем управлять страной…
— Управлять?
— Я имею в виду, что мы будем участвовать в управлении, — подчеркнул он и смущенно засмеялся. — Тогда нам надо будет хорошо знать язык С языком шона нетрудно Я даже написал роман на этом языке.
Ему было около пятидесяти, это был не первый автор романа, которого мы здесь встретили. Большинство африканцев, занимавшихся этим, писали романы на своем диалекте. Я видел аннотации некоторых из таких романов. В них рассказывалось о скупом торговце, о разбойниках, о том, как мужчина, женившись в городе, вынужден возвращаться в деревню, так как его средств не хватает на удовлетворение запросов жены. Государственное литературное бюро, поощряющее местные языки, даже напечатало некоторые рассказы, в основном автобиографического характера, интересные с точки зрения изучения нравов и обычаев. Они написаны теми, кто обычно занимается выписыванием налоговых квитанций или поет в церковном хоре.
— А ваш роман, — спросили мы, — о чем он?
— Один человек построил школу для своего народа, но его только высмеяли, никто не захотел учиться. А потом пришли белые из Солсбери и сломали школу, потому что у этого человека не было разрешения на ее постройку. Тогда он бросился с обрыва. Но я лучше прочту вам из Библии.
И он прочел: «Глазами вы смотреть будете, и не увидите». Это были слова Иисуса из Евангелия. Мы сидели молча и думали.
— Ну, — сказал он нетерпеливо, — смотреть будете — сказуемое, глазами — дополнение, а что такое не увидите?
Мы объяснили.