Тут на лестнице появились три девочки с рюкзаками за плечами и, увидев Софи, захихикали и стали махать ей рукой. Она прикусила губу и сделала большие глаза, показывая мне, что надо срочно прекращать разговор.
– Ну что ж, – сказала она, когда девочки остановились у полки с популярными сериями. – Мне нужны книги про ложь. Сказки, легенды, все, что есть. А то у нас прямо какая-то эпидемия в последнее время.
Я нашла ей несколько любимых историй о Линкольне и китайскую народную сказку “Пустой горшок”.
– Нет, правда, – шепнула она мне, пока я проставляла штампы на формулярах, – я думаю, с ним все будет в порядке. Но ты бы видела его папашу! Вот кто уж точно гей. Немудрено, что мать у Иэна такая несчастная. Папаша свой гейский скелет затолкал так глубоко в шкаф, что, наверное, тот добрался уже до чертовой Нарнии! Я что-нибудь должна?
– Ага, – ответила я и протянула ей вместе с книгами чек.
– Спасибо, дорогая.
Она улыбнулась во весь рот, звякнула связкой ключей и побежала вверх по лестнице.
В тот вечер мне позвонил отец, он был на взводе.
– Из Чикаго передают про библиотекарей! – прогремел он в трубку. – Эти ребята орут что-то про антитеррористический закон!
Отец говорит с русским акцентом, которого в личном общении я совсем не замечаю, но слышу, когда мы говорим по телефону или когда он оставляет мне сообщение на автоответчике, а еще когда отец пытается сдобрить свою речь вымученными американскими выражениями вроде “я ел пирог унижения” или еще чем-нибудь таким. Когда мне хочется пропустить мимо ушей то, что он говорит, я от нечего делать прислушиваюсь к его акценту, который, конечно, очень заметен всем остальным.
– Люси, ты мне вот что скажи! – кричала трубка. – Правительство Джорджа Буша задает вам вопросы?
– Вряд ли правительство интересуют книжки с картинками, – успокоила я отца.
– Ну вот если, скажем, к вам заявится загорелый парень с черной бородой и возьмет книгу о том, как изготовить бомбу, твоя начальница позвонит в ФБР? Номер ФБР у вас всегда под рукой?
Я была уверена, что, свяжись правительство с Лорейн, она оказалась бы одним из немногих библиотекарей в этой стране, которые с готовностью пообещали бы правительству всяческое содействие.
– Откуда мне знать? К тому же, если бы они решили выяснить, кто какие книги берет, нам пришлось бы дать пожизненную подписку о неразглашении.
– Люси, послушай, ведь это совершенно советская тактика. Если у тебя есть голова на плечах, беги ты из этой библиотечной клоаки! Именно так и начинаются все беды.
В последнее время я часто слышала, как нашу работу сравнивают с деятельностью КГБ, но обычно на эту тему шутил Рокки, а в исполнении отца с его русским акцентом это было очень похоже на одно из старых выступлений Якова Смирнова[22] (“В Советской России не ты берешь книги в библиотеке, а книги – тебя!”).
– Согласна, – ответила я со вздохом. – Но думаю, их мало волнует, кто берет почитать Доктора Сьюза.
– В новостях показывали, как эти библиотекари уничтожали бумаги и стирали компьютерные файлы, – не унимался отец. – Но это тоже не выход. Уж можешь мне поверить, я – жертва советского режима. Начнешь им помогать – ты в дерьме, начнешь с ними бороться – ты все в том же дерьме. Сейчас не лучшее время работать в библиотеке.
– Самое подходящее время, – не согласилась я. – Здесь платят бешеные деньги. Я просто постараюсь не высовываться.
Хотя, честно говоря, мне было бы куда приятнее, если бы мы до сих пор пользовались картонными формулярами, которые вставлялись в бумажные кармашки на переднем форзаце книг. Их в случае чего можно было бы просто сжечь или вытряхнуть в окно при появлении федералов или поменять местами с формуляром из “Туманного Чинкотига”[23]. Я была всеми руками за поимку террористов, но не считала, что ради этого стоит превращать библиотеки в ловушки. У меня не было диплома библиотекаря, и, возможно, я компенсировала недостаток образования тем, что относилась к первой поправке серьезнее, чем многие мои коллеги. Ну и конечно, за долгие годы я переняла у отца умение видеть в любом правительстве страшного Большого Брата.