Беда одна — Клавдия никогда раньше этого человека не видела.
— Теперь все понятно, — сказала она, оторвавшись от фотографий.
— Что понятно, Клавдия Васильевна?
— Меня все мучило, откуда Семашко знает подробности убийства. А он его просто видел. Ему показали эту съемку.
— Вы думаете?
— Уверена. Знаешь, я поняла, что это мое дело, только когда убийца выстрелил.
— Почему? Неужели не узнали двор, дом?
— Господи, Ириша, ты «Иронию судьбы» видела? Разве наши дворы можно узнать? Да я даже улицу не узнала, хотя была на ней десятки раз. Только по расположению тела. Вот он упал, и я сразу узнала. Такая гадкая профессиональная черта памяти. Но уж этого, — она ткнула пальцем в фотографии, — я узнаю точно.
— Только бы его найти, — сказала Ирина почти мечтательно.
— Ничего, скоро суббота, поедем на Горбушку.
16.24–20.12
Он сидел на самом краешке стула и все время оглядывался на дверь. Звали его как-то несовременно — Порфирий Игнатович. А фамилия была словно специально придумана для его должности — Замков.
— Вы ведь теперь в подчинении министерства юстиции? — спросила Клавдия, пока заполняла шапку протокола допроса.
— Так точно, товарищ следователь.
— Здесь вам товарищей нет, — обворожительно улыбнулась Калашникова. — Мы, в конце концов, дамы, имейте совесть. Называйте нас просто — госпожи следовательницы… Нет, господа… Нет. Ну, в общем, так. Госпожа Дежкина и госпожа Калашникова.
Несчастный контролер следственного изолятора, в просторечье вертухай, от этих слов вообще сдвинулся даже с краешка и каким-то чудом теперь висел в воздухе.
— Ну, расскажите, Порфирий Игнатович, как дело было? — оторвалась от бумаг Клавдия. Но тут увидела лицо контролера и чуть не прыснула. Такая нечеловеческая мука была изображена на нем, словно ему задали бином Ньютона. — Да вы не пугайтесь, следователь Калашникова пошутила.
Слова «следователь Калашникова» Дежкина подчеркнула специально для Ирины. Та оценила.
— Ну так мы вас слушаем.
— А чего? Я, как всегда, заступил на дежурство в ночь. Ну проверил всех по списку. Как раз ужин носили. А потом чего — отбой.
— Как часто вы должны заглядывать в глазок?
— По инструкции?
— По инструкции.
Мука на лице контролера сделалась невыносимой. — Так это, часто.
— Ну и?
— Да мы заглядываем. Мы и чаще заглядываем. Да толку что.
— В каком смысле — что толку? — спросила Ирина.
Теперь Клавдия чуть не рассмеялась, глядя на свою ученицу. Та решила затеять игру в плохого и хорошего следователя. На себя взяла роль изверга.
— А так, что вот, понимаете… — развел руками Порфирий Игнатович.
— Очень содержательная речь, — не отставала Ирина. — А если по-русски?
Замков умоляюще обернулся к Клавдии:
— Так понятно же — народу в камерах набито, как кильки. Тут заглядывай не заглядывай — разве чего углядишь? Я и не углядел.
— Ну-ну, — погрозила пальцем Ирина. — Вы отвечайте по существу — вы нарушили инструкцию или нет?
— Никак нет. Легулярно заглядывал. — Он так и сказал «легулярно». — Как раз очередь Семашки была спать. Он на полу лежал, под шконкой.
— Под чем? — сморщилась Ирина.
— Извиняюсь, под нарами. Местов нет.
— Подождите, как это его очередь была?
— Так они по очереди спят. Местов нет.
— А остальные, кто не спит?
— Те сиднем сидят. Или стоят, как придется.
— Понятно.
— Значит, вы ничего не видели и не слышали? — спросила Клавдия.
— Почему? Я все видел.
— Здрасьте, — сказала Ирина. — Вы же только что сказали…
— А чего я сказал?
— Вы сказали, что ничего не видели.
— Когда?
— Да только что.
— Не. Я только что сказал, что все видел.
— Ну и что вы видели?
— Кого очередь была, те спать легли, а остальные сиднем сидели, потому что народу много, а…
— А местов нет, — закончила за него Ирина. — Понятно. Дальше.
— А дальше — все. Труп.
— Но вы же только что сказали, что все видели.
— Да, я сказал, что все видел.
— Ну?
— Так я раньше еще сказал, что не углядел.
Ирина обалдело смотрела на Замкова. А тот, словно одержав моральную победу, снова уселся на стул.
— Когда вы обнаружили Семашко?
— В три часа двадцать восемь минут московского времени, — выпалил Замков.
— Такая точность? — засомневалась Ирина.