Оглушительный взрыв, ослепляющий треск и боль пронзают мою руку прежде, чем я осознаю, что изо всех сил ударил кулаком по стене: куски краски и штукатурки над диваном отслаиваются от следов моих костяшек. Согнувшись, я хватаюсь за правую руку, стискиваю зубы, чтобы не издать ни единого звука. На мгновение все темнеет, и я думаю, что сейчас потеряю сознание, но затем боль снова пронзает меня шокирующими, ужасными волнами. Я действительно не знаю, что болит больше: рука или голова. То, чего я боялся и что старался подавить эти последние несколько недель, — полная потеря контроля над своим умом — случилось, и у меня нет возможности с этим больше бороться. Я закрываю глаза и чувствую, как волна безумия поднимается от моего позвоночника и ползет к голове. Я вижу, что она взрывается, как солнце. Вот оно. Вот, что происходит после дол гой трудной борьбы: ты проигрываешь в битве и в конце сходишь с ума.
12
Мая
Он милый. Не знаю, почему я раньше думала, что он какой-то высокомерный придурок. Просто это доказывает, насколько восприятие других может быть неправильным. Он заботливый, обходительный, вежливый и, похоже, искренне интересуется мною. Он говорит мне, что я красиво выгляжу, а потом застенчиво улыбается. Когда мы сидим в ресторане, он переводит мне каждое блюдо в меню, не смеется и даже не смотрит удивленно, когда я говорю, что никогда раньше не пробовала артишоки. Он задает мне кучу вопросов, но когда я объясняю, что обстановка в моей семье очень сложная, он по-видимому понимает намек и больше не поднимает эту тему. Он соглашается, что Бельмонт — это полная задница, и признается, что ему не терпится убраться из него. Он спрашивает про Лочена и говорит, что очень хотел бы получше узнать его. Он говорит мне, что его отец больше заинтересован в своем бизнесе, чем в своем собственном сыне, и покупает ему нелепые подарки, как, например, машину, чтобы облегчить свое чувство вины за то, что он по полгода находится за рубежом. Да, он богатый и испорченный, но он такой же брошенный, как и мы. Совершенно другой набор обстоятельств, но тот же печальный результат.
Мы долго разговариваем. Когда он отвозит меня домой, я понимаю, что мне интересно, собирается ли он поцеловать меня. В какой-то момент, когда мы оба тянемся, чтобы выключить радио, наши руки соприкасаются, и его рука на мгновение задерживается на моей. Странное ощущение, его пальцы мне незнакомы.
— Хочешь, я провожу тебя до двери, или это будет… неловко? — он неуверенно смотрит на меня и улыбается мне в ответ. Я представляю себе маленькие личики, выглядывающие из окна на втором этаже, и соглашаюсь с тем, что, вероятно, будет лучше, если я выйду одна. К счастью, в темноте он проехал мимо на два дома вперед, поэтому никто из домашних не сможет нас увидеть.
— Спасибо за ужин. Я очень хорошо провела время, — говорю я, удивленная тем, что имею в виду.
Он улыбается.
— Я тоже. Как думаешь, мы могли бы еще раз повторить?
— Конечно, почему нет?
Его улыбка становится шире. Он наклоняется ко мне.
— Тогда спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — я колеблюсь, держа пальцы на ручке двери.
— Спокойной ночи, — с улыбкой снова говорит он, но на этот раз держит меня рукой за подбородок. Его лицо приближается к моему, и вдруг я понимаю, что происходит. Мне нравится Нико. Я действительно думаю, что он очень порядочный человек. Он очень красивый, и меня тянет к нему. Но я не хочу целовать его. Не сейчас. Никогда либо еще… Я отворачиваю голову, как только его лицо встречается с моим, и его поцелуй оказывается на моей щеке.
Когда я отодвигаюсь назад, он выглядит удивленным.
— Что ж, тогда до встречи.
Я делаю глубокий вдох, пытаясь найти сумку у себя в ногах, радуясь, что темнота
скрывает, как румянец растекается по моим щекам.
— Нико, ты действительно мне нравишься как друг, — быстро говорю я. — Но, прости, я не думаю, что смогу пойти с тобой снова.
— Ох, — теперь его голос звучит удивленно и немного обиженно. — Ну, тогда, слушай, просто подумай об этом, ладно?
— Хорошо. Увидимся в понедельник, — я выхожу из машины и хлопаю дверцей за спиной. Я машу ему рукой, но у него до сих пор на лице выражение удивленной озадаченности, когда он уезжает, будто думает, что я играю с ним.
Я опираюсь на толстый ствол дерева, глядя сквозь морось на безлунное небо. Я никогда в жизни не чувствовала себя так неловко. И зачем я провела весь вечер, подталкивая его на дальнейшие действия? Притворялась увлеченной его рассказами, доверяясь ему? Почему я согласилась встретиться с ним снова за десять секунд до того, как сказала ему, что мы можем быть только друзьями? Зачем я отказала парню, который, будучи таким привлекательным, оказался еще и милым? Потому что ты сошла с ума, Мая. Потому что ты сумасшедшая и глупая, а остаток своей жизни хочешь провести в качестве изгоя. Потому что ты так хотела этого, так отчаянно желала, чтобы это произошло, что, на самом деле, обманула себя, поверив, что все будет действительно хорошо. Пока не поняла, что идея поцеловать Нико, или любого другого парня, о каком только можно подумать, — совсем не то, чего ты хочешь.
Тогда это значит, что я боюсь? Боюсь физической близости? Нет. Я жажду этого, мечтаю об этом. Но для меня здесь никого нет. Никого. Любой парень, даже воображаемый, будет казаться мне не самым лучшим. Не самым лучшим по сравнению с кем? У меня даже нет образа идеального парня. Я просто знаю, что он должен существовать. Потому что у меня есть все эти ощущения: любви, тоски, желание прикоснуться, мечты о поцелуях, — но они ни на кого не направлены. Это заставляет меня хотеть в отчаянии закричать. Это заставляет меня чувствовать себя ненормальной. Но хуже то, что я чувствую себя безнадежно разочарованной. Потому что весь вечер я верила, что Нико — тот единственный. А потом, когда он попытался поцеловать меня в машине, я полностью поняла тот шокирующий факт, что это с самого начала было неправильно.
Я топаю обратно к дому. Это дурацкое платье такое короткое и тесное, что я начинаю мерзнуть. Я чувствую такую опустошенность, такое разочарование. И все же я только позволила себе разочароваться. Почему я не могу для разнообразия вести себя нормально? Почему не могу заставить себя поцеловать его? Может, это было бы не так страшно. Может, я выдержала бы это… Свет в гостиной до сих пор горит. Я смотрю на часы — без пятнадцати одиннадцать. О, пожалуйста, только не очередная ссора между Китом и Лоченом. Я отпираю дверь, но она заела. Я пинаю ее дурацкими высокими каблуками, которые, вряд ли надену снова. В доме тихо, как в огромной могиле. Я стаскиваю туфли и бреду по коридору босиком, чтобы выключить свет в гостиной. Все, что я хочу сделать — это лечь в постель и забыть об этом паршивом, само обманывающем вечере.
Фигура на краю дивана заставляет меня вздрогнуть. Лочен сидит, сгорбившись и уронив голову на руки.
— Я вернулась.
Никаких признаков подтверждения моих слов.
— Кит еще не вернулся? — с тревогой спрашиваю я, опасаясь очередной сцены.
— Он пришел около двадцати минут назад.
Лочен даже не поднимает голову. Очаровательно.
— Между прочим, у меня был отличный вечер, — мой тон едкий. Но если он чувствует к себе жалость только потому, что в одиночку уложил детей спать, то я отказываюсь доставлять ему удовольствие, сообщив о том, что мой вечер тоже был дерьмовым.
— Вы только ужинали?
Вдруг он поднимает голову и награждает меня пронзительным взглядом. Смущаясь от его внимательного осмотра моего внешнего вида, я осознаю, что моя прическа растрепалась, непокорные локоны свисают мне на лицо, влажные от стояния под мелким дождем.
— Да, — медленно отвечаю я. — А что?
— Ты ушла в семь. Сейчас почти одиннадцать.