Бренден вздохнул. В городе на следующей неделе будут танцы и праздничный пикник в честь Дня Независимости. Может, Кэтлин, наконец, найдет себе кого-нибудь по сердцу. Хоть он и любил свою дочь, но с готовностью перепоручил бы заботы о ней кому-нибудь помоложе.
ГЛАВА 7
На следующее утро Рэйф, Уаили и Лютер начали отбирать лошадей.
Кэтлин время от времени останавливалась и прекращала работу, чтобы посмотреть на них. Ее взгляд постоянно возвращался к Рэйфу. Ближе к полудню он снял рубашку, и каждый раз при виде его блестевшего от пота тела у нее под ложечкой появлялась странная дрожь.
Жеребца отпустили на волю. Он слишком долго жил на свободе, чтобы его можно было приручить. С ним отпустили и старых кобыл. Нескольких лошадей, оказавшихся больными или слабыми, убили. Кэтлин знала, что это делалось только из сострадания. Если их тоже отпустить, зимой они погибнут.
И все же с этим трудно было смириться.
К концу дня в загоне остались только первосортные животные. Взрослых будут объезжать, а за жеребятами наблюдать несколько месяцев. Лучших оставят, а остальных – отпустят.
На следующее утро началась работа Рэйфа. Он заарканил серую кобылу, что присмотрел еще у озера, и завел ее в один из небольших загонов за домом. Из окна кухни Кэтлин наблюдала за тем, как он работает над мустангом. Его приемы весьма отличались от приемов Уайли. Абнер заарканивал лошадь, завязывал ей глаза, взбирался на спину и затем кнутом с грузом, острыми шпорами и страхом «ломал» лошадь, нередко ломая и ее дух.
Рэйф поступал иначе. Все первое утро он провел, приучая кобылу к своему присутствию. Он расчесывал ее шкуру, пока та не заблестела серебром, словно атласная, а потом он принялся гладить руками ее спину, ноги, холку и шею. Он поднял каждую ее ногу и проверил, нет ли трещин в копытах, а потом оперся плечом о ее правый бок и закурил сигарету. Кобыла, привязанная к массивному столбу посреди загона, стояла не двигаясь и только шевелила изящными ушами.
Теперь, похоже, ею владел не страх, а любопытство.
– Ты что, хочешь научить ее курить, а не ходить под седлом? – Абнер свесился через ограду с наглым выражением лица и продолжил оскорбительным тоном:
– Черт побери, если ты будешь объезжать одну лошадь в день, мы не слезем с этих кляч до первого снега.
– Почему бы тебе не заняться своими делами, Уайли? – мягко ответил Рэйф.
– Дела на ранчо и есть мои дела, – парировал Абнер. Не сводя глаз с Галлахера, он горько произнес:
– Черт возьми, я был здесь главным ковбоем, пока не появился ты!
– Может, ты просто не работал так, как нужно.
– Послушай, ты, грязный полу…
Не успел Уайли договорить, как Рэйф уже был по ту сторону изгороди, сжимая руки на его горле.
– На твоем месте я был бы поосторожнее, – пригрозил Рэйф.
– Убери свои грязные лапы! – потребовал Абнер. Если он и боялся, то по его лицу этого заметно не было.
Рэйф скривился в усмешке и крепче сжал пальцы.
– Придержи-ка язык, а то в одно прекрасное утро ты проснешься без него.
– Ты что, угрожаешь мне?!
– Понимай, как хочешь, – Рэйф резко отпустил Уайли и вернулся в загон.
Кэтлин чуть не задохнулась от ужаса, увидев, как рука Абнера коснулась приклада ружья. Она боялась, что Абнер выстрелит Рэйфу в спину, но через мгновение Абнер повернулся на каблуках и ушел прочь.
Это только дело времени, снова подумала Кэтлин. Когда-нибудь эта плохо скрываемая враждебность выльется в насилие.
Этим вечером напряжение между Абнером и Рэйфом было особенно ощутимо. Кэтлин взглянула на сидевшего во главе стола отца и поняла, что он тоже это почувствовал.
Настала очередь яблочного пирога и кофе. Тут Бренден отставил чашку в сторону и откашлялся.
– Похоже, существуют некоторые неувязки относительно работы с лошадьми, – заметил он. – Возможно, относительно и других вещей. Старший ковбой – Хикс. Что он скажет – вы выполняете. Обязанность Галлахера – объезжать мустангов. Сегодня я видел, как он работает. У меня претензий нет. Уайли, на тебе скот, и поскольку это твоя работа, я предлагаю тебе взять пару человек и съездить завтра на холмы. Проверьте, все ли коровы и телята на месте. К тому же мне нужно, чтобы двое из вас объехали западную изгородь и осмотрели, нет ли там дыр. Лютер, поручи кому-нибудь съездить вверх по реке и посмотреть, не завалило ли ее деревьями или камнями. Река выглядит немного мельче обычного. В это время года так не должно быть.
Бренден обвел мужчин взглядом.
– Вопросы будут?
– Серая кобыла, – проговорил Рэйф. – Я бы хотел получить ее.
– В обмен на вороную?
Рэйф покачал головой: Черный Ветер стоила трех таких лошадей. Бренден усмехнулся:
– Что ж, попытка не пытка. Можешь взять ее за цену, которую даст армия.
Бренден обвел взглядом стол:
– Еще что-нибудь? Если нет, я пошел наружу покурить.
Заскрипели стулья, зашаркали сапоги, послышалось вежливое бормотание – ковбои начали расходиться. Через некоторое время за столом остались только Кэтлин, Абнер и Рэйф. Абнер посмотрел на Галлахера в надежде, что полукровка их оставит, но тот откинулся на спинку стула с чашкой кофе в руке и явно не спешил уходить. Со вздохом Абнер отвернулся от него и улыбнулся Кэтлин:
– На следующей неделе праздник и танцы, – заметил он.
Кэтлин кивнула. Она знала, что за этим последует, и страшилась этого. В то же время она удивлялась, почему Абнер не желает понять намек оставить ее в покое. Он делал ей предложение три раза, и столько же раз она отказала, и все равно он настаивает на своем.
Абнер откашлялся:
– Я думал… э… не присоединитесь ли вы ко мне?
– Я поеду с отцом, как обычно, Абнер. Тем не менее спасибо за приглашение.
Абнеру стало жарко. Он мысленно выругал себя за то, что пригласил Кэтлин на танцы при Галлахере. Он почти слышал, как тот смеется над ним.
– Думаю, увидимся там, – пробормотал Абнер.
Поднявшись, он схватил шляпу, с силой натянул ее на голову и попрощался с Кэтлин. Рэйф ухмыльнулся, когда тот вышел.
– Похоже, Абнер к вам неравнодушен.
Кэтлин пожала плечами. Абнер действительно был к ней «неравнодушен», но она от этого в восторге не была. И в любом случае это не касалось Рэйфа Галлахера.
– А эти танцы – большое событие?
– Да, – ответила Кэтлин, вертя в руках салфетку. – Каждый год четвертого июля в городе пикник, игры, соревнования, фейерверк… А потом танцы. Там собираются все.
Рэйф задумчиво кивнул. Он не был на подобном празднике больше шести лет. Во всяком случае, на таких танцах, какие имела в виду Кэтлин. Индейцы танцевали часто. У них были танцы дождя, войны, скальпирования, дружбы и танцы, в которых участвовали только женщины. Но у них не было танцев, в которых мужчина мог бы держать в объятиях женщину и прижимать ее к себе, не было медленных вальсов, когда он мог сказать женщине, что ее глаза глубже и зеленее вод Миссури…
Он оторвал взгляд от ее лица.
– Звучит неплохо.
– Да.
Она усилием воли уняла свои руки, не понимая, почему его присутствие так беспокоит ее. Она всегда с легкостью общалась с Поли, Расти Джорданом, Уишфулом Поттером… Почему же с Рэйфом Галлахером она чувствует себя так неуверенно?
Утро четвертого июля было ясным и теплым. Кэтлин проснулась с улыбкой на губах, с нетерпением ожидая праздника. До города почти два часа пути, и у нее редко появлялась такая возможность. Отец не разрешал уезжать одной далеко от ранчо, и поэтому Кэтлин приходилось ждать, пока отец или Лютер отправятся за припасами, а это случалось не чаще двух раз в месяц. Она медленно оделась, выбрав ярко-голубое ситцевое платье, которое подчеркивало цвет ее волос, глаза и фигуру. Это было любимое платье, предназначенное только для особых случаев. Минут двадцать она придирчиво пробовала разные прически и, наконец, распустила волосы, убрав локоны с лица широкой голубой лентой. Потом наступила очередь туфель. Кинув последний взгляд в зеркало, она схватила белый капор, украшенный красными, белыми и голубыми лентами, и вышла из комнаты. Отец уже сидел за столом. Он выглядел замечательно в белой накрахмаленной рубашке, черном кожаном жилете и черных брюках.