— А сейчас?
Ройс сделал еще одну попытку — снова невпопад.
Король усмехнулся:
— Вот и я не хочу гадать, когда бунтари решат нанести мне следующий удар. Тем более что это касается моей дочери, которой предстоит нелегкое путешествие в Тюрингию. Мало ли что они устроят ей на пути!
— Да-а, — протянул Феррано.
— И потому у меня появился такой замысел, — пояснил Альдрик. — В свадебном кортеже, который я отправил пять дней назад к Дамону, поехала не Кьяра, а подставное лицо. Ее камеристка. Кроме того…
Он в третий раз передвинул кружки и вопросительно поглядел на Ройса. Тому не оставалось ничего другого, как снова указать на одну из них. И опять пусто.
— Кроме того, — повторил Альдрик, — я послал в Тюрингию группу своих придворных, но по другой дороге. На север. А принцесса Кьяра на самом деле…
Король снова переставил посуду и кивнул, приглашая Ройса сделать выбор. На сей раз драгоценный камень оказался под избранной им кружкой.
— Так вот, — сказал король, — на самом деле моя дочь отправится в Тюрингию по южной дороге и втайне от всех. — Он протянул Ройсу камень. — Через горы. В сопровождении лишь одного, но смелого и верного человека.
В недоумении Ройс воззрился на сверкающую драгоценность, затем посмотрел на Альдрика и встретил пронзительный взгляд голубых глаз. Внезапно он понял замысел навязанной игры в угадывание и был так поражен явившейся ему догадкой, что пошатнулся и вынужден был схватиться за край стола.
— Вы хотите, — произнес он, — чтобы я сопровождал принцессу? Был ее стражем?
— И стражем, и опекуном, и ангелом-хранителем. — В голосе короля звучал несвойственный ему пафос, который лучше всяких слов говорил о его глубокой любви к дочери, многие годы скрытой от глаз окружающих. — Да, мне нужен такой человек, который без страха рискнет своей жизнью, которому я смогу доверить судьбу и честь моей Кьяры.
Поскольку рыцарь так и не взял драгоценный камень из протянутой руки Альдрика, тот положил его на стол.
— Ройс Сен-Мишель, — продолжал он все тем же торжественным тоном, — принцесса пока отделалась легким ранением. Но те, кто не согласен с моими действиями, кто не понимает истинного положения вещей и осуждает уступки, на которые мы вынуждены идти, дабы сохранить страну, в следующий раз могут действовать более решительно и безжалостно. За себя я не боюсь, я боюсь только за нее.
Он умолк. Ройс после минуты раздумья произнес:
— Нужно быть безумцем, чтобы отправиться в Тюрингию южным путем. В такое время года.
— Оттого я и выбрал этот путь. А в проводники своей дочери — человека, который, как никто иной, знаком с нашими горами. Знает их лучше, чем свое собственное… — он хотел сказать «имя», но вовремя спохватился, ибо сам лишил имени стоявшего перед ним человека, а потому быстро поправился: — чем свои пять пальцев.
Покачав головой, Ройс отвернулся от собеседника и обронил:
— Разве у вас в услужении не осталось человека, достойного выполнить подобное поручение? — В голосе его звучала насмешка. — Ни одного благородного рыцаря?!
— Никого, кто знает горы так, как ты. В ком я был бы так уверен.
Сен-Мишель вновь повернулся к говорившему, увидел, что тот внимательно рассматривает его одеяние: темный, отороченный соболиным мехом плащ, изящные латные рукавицы, тунику из тонкой шерсти, перетянутую дорогим узорчатым поясом, на котором висели ножны для кинжала, инкрустированные золотом. Одеваться подобным образом людям простого звания, к коим относился теперь Ройс, запрещалось. Таковы были законы королевства. Однако и раньше, и сейчас рыцарь почти не обращал внимания на запреты, что и окончилось для него в конце концов прискорбно: он был отправлен в изгнание, длившееся уже более четырех лет.
Но в эту минуту во взгляде короля, устремленном на него, он уловил не осуждение, но одобрение. Да-да, чуть ли не похвалу своей дерзости.
Впрочем, Ройс не обольщался на свой счет — истинная причина столь удивительного расположения к нему Альдрика была ясна: он необходим этому жестокому, неумолимому человеку.
И рыцарь не удержался от горького смеха:
— Что ж, вижу, теперь вы готовы забыть о всех моих прошлых прегрешениях, потому что у вас появилась нужда во мне. И полагаете, просто уверены, что я с готовностью соглашусь вновь служить вам и даже жизнь отдать во имя того благородного предприятия, которое вы собираетесь взвалить на мои плечи. — Голос его становился все громче и язвительнее по мере того, как бурливший в нем гнев требовал выхода. — Кровь Господня! Думаете, так легко вычеркнуть из памяти то, как вы обошлись со мной? Как сделали изгнанником? Лишили родового имени, вышвырнули из страны! О нет, такое не забывается!
На удивление спокойным тоном король сказал:
— Я и не думаю, что у тебя такая короткая память. Ведь и я ничего не забыл. Что касается твоего изгнания, ты сам его накликал. И понес заслуженное наказание.
— Заслуженное?! — воскликнул Ройс, чуть не поперхнувшись. — Переговоры тогда прервались задолго до того, как я вынул меч из ножен. Это вы поставили перед нами невыполнимую задачу и, не желая признать ошибку, искали виноватых. Я показался подходящим, и вы решили отыграться на мне, заодно обвинив в дерзости, нарушении законов и еще бог весть в каких грехах. — Он понизил голос и с грустью сказал: — Вы распорядились моей жизнью, не моргнув глазом. А ведь считали меня чуть ли не сыном, как сами утверждали. Однако расправились со мной без всякого сожаления, как если бы никогда не испытывали никаких добрых чувств.
Король по-прежнему оставался невозмутимым, словно Ройс обращался не к нему. Впрочем, разве можно ждать ответа от этого человека? Упрямого, требовательного, уверенного в собственной непогрешимости. Для него считать себя правым гораздо важнее, чем быть справедливым.
Воистину есть люди, которые никогда не меняются. Не могут измениться…
Но, кажется, король опять что-то говорит?
— Я не прошу сделать это ради меня, — тихо произнес Альдрик. — Но предлагаю тебе еще раз послужить своей стране. Загладить вину, ошибку, которая стоила ей так дорого… — Ройс кинул на него возмущенный взгляд и раскрыл было рот, чтобы возразить, но король продолжил: — …и приблизить мирное будущее своих сограждан. Раньше я рассчитывал на твое ратное искусство, на твое мужество и преданность, Ройс. Этих качеств, я знаю, ты не утратил, но теперь наступили другие времена.
Ройс был слишком зол, чтобы прислушиваться к похвалам или радоваться им. Очень уж накипело в его душе за прошедшие годы.
— Какая же будет плата, — резко и насмешливо спросил он, — если я выживу? Прошу меня простить, ваше величество, но в последние годы я привык получать плату, соглашаясь браться за меч и рисковать жизнью. Благородные господа от Парижа до Наварры не раз осыпали меня деньгами. А что предложите вы?
— Нечто большее, чем золотые монеты. Как только принцесса доберется до Тюрингии целой и невредимой, я восстановлю тебя во всех правах и верну утраченное.
Против воли сердце Ройса учащенно забилось. Он подавил смешанное чувство удивления и надежды, стараясь ничем не выказать своего волнения.
— Хотите сказать, мне будет возвращено все, что вы отняли?
— Да. Твои рыцарские шпоры, твой титул, имя и положение. — Альдрик перечислял все, словно список блюд к предстоящему празднеству. — И еще земли, — прибавил он, — какие пожелаешь и какие в моей власти отдать тебе. А также щедрое денежное вознаграждение. Безопасность королевства того стоит.
Прищурив глаза, Ройс приблизился к Альдрику, окинул взглядом стол, деревянные кружки, кроваво-красный гранат и согбенного короля.
До нынешнего дня он считал, что ему суждено до конца дней своих оставаться изгнанником, парией, человеком, навсегда лишенным родины. В глубине души он уповал лишь на то, что когда-нибудь на трон в Шалоне взойдет его друг Кристоф, и вот тогда…