— Что тут у вас происходит? — неожиданно прозвучал грозный голос Хирона со стороны двери. — Каинде меня задери! Хулт’ах, дружище! Ты очнулся!
— Что со мной произошло? Я вроде сдохнуть должен был, — рычит Хулт’ах, приняв сидячее положение.
— А тебе так не терпится отправиться к Чёрному воину, который решил смиловаться над тобой, дав ещё один шанс? — юморит лекарь, начиная осматривать и ощупывать пациента. — Каким-то чудом ты оказался живучим, друг. А потом почти месяц находился в коме.
От услышанного Шикло аж опешил, удивлённо приподняв надбровные дуги и растопырив жвала. Я же просто, как завороженная, не переставая счастливо улыбаться, не отрывала взгляда от Смуглёныша, еле сдерживая желание прямо сейчас заключить его в крепкие объятия.
— А что ты такой испуганный, Тодинд? — обращаем все вместе на юнца внимание.
Хулт’ах снова издаёт злобное рычание. А Весельчак весь напрягается, невольно отступая на пару шагов.
— Что уже натворил? — хмурится Хирон, заметив реакцию товарища. — Снова к Эврид приставал? Я же сказал, не трогать её! Вали отсюда, пока не вколол порцию успокоительного.
Обиженно фыркнув, юнец всё же беспрекословно подчинился и, раздражённо рыча, покинул медотсек. После этого Хулт’ах заметно расслабился, тихо и протяжно заурчав.
— Что по поводу Разайда? Он выжил? — с ходу спросил он у лекаря, и я нервно вздрогнула, почувствовав, как участилось сердцебиение. И это не осталось без внимания Шикло, что взглянул резко на меня, а потом подозрительно прищурился.
— Эврид, выйди пока, — тут же скомандовал Хирон, указывая кивком на дверь.
Дважды повторять мне не пришлось. Сразу всё поняв, послушно направляюсь к выходу, бросив перед уходом виноватый взгляд на Шикло, прожигающего меня угрюмым взором. Ведь он может не обрадоваться тому, что я сделала с бывшим Вожаком. Ну, мало ли. Вот Хирон и решил перестраховаться.
— Так что произошло с ним? Он погиб? Или тоже остался жив? — вновь полюбопытствовал Хулт’ах, когда Эврид покинула медотсек.
— Погиб, — коротко отвечает лекарь, тяжело вздыхая. — Лишился головы.
— И кто же в этом постарался?
— Эврид, — не без гордости признался Хирон, и Страж мгновенно пришёл в изумление, издав серию разнотональных щелчков. — Но только не смей её в этом упрекать! — тут же повысил тон лекарь, тыча когтем в товарища. — Она сделала то, что было нужно. Выполнила долг. И ещё как!.. Ты бы видел, как она убивалась от горя, думая, что потеряла тебя.
После сказанного, Хирон опечалился, вспоминая тот самый момент, когда яутка обессиленно упала на песок и стала рыдать в голос. Тогда сердце серокожего аттури сжалось от жалости к той, что стала для него, словно дочь. Хулт’ах же от услышанного призадумался, находясь в некой растерянности. Ему и льстило это, и одновременно грызло чувство вины. Ему ли не знать ту боль потери близкого существа. То же самое он ощущал, когда погибла его первая Чи. Это чувство бессилия что-либо изменить. Вернуть было невозможно, помочь тоже. Слишком поздно. Оставалось испытывать огромную вину за то, что не смог этого предотвратить. И лишь месть в виде хладнокровного убийства того, кто был повинен в её смерти, немного притупила боль, разрывающую на клочки всё нутро вместе с сердцем.
— Поговори с ней, Хулт’ах, — вкрадчиво прорычал Хирон. — Она больше всех переживала за тебя. Каждый день проливала слёзы, стоя часами возле твоей медкапсулы. Я запрещал ей находиться здесь. Сам понимаешь, в её положении нервничать противопоказано. Но разве она послушалась, — усмехнулся лекарь.
— Упрямая самка, — без утайки озвучил свои мысли смуглый.
— Этого у неё не отнять, — хекнул Хирон. — Как хоть себя чувствуешь?
— Паршиво, — отозвался на вопрос Страж. — Голова чумная. И ощущения, будто выжали все соки.
— Оно и не мудрено, — с сарказмом прорычал Хирон. — Столько спать. На месяц вперёд, пади, выспался.
— Кто теперь стал Вожаком? — вдруг поинтересовался Хулт’ах.
— Бакууб. Но он однажды сказал мне по секрету, что не очень рад этой должности. Он тоже будет рад узнать, что ты очнулся.
— В отличие от остальных, — иронично фыркнул смуглый, глядя на собрата, что уже направился к дверям, где за ними дожидалась личность, о которой вёлся ранее разговор.
— Не парься пока об этом, — махнул рукой серокожий аттури.
Эврид нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, закусывая нервно губу и дожидаясь дальнейшего развития событий. Малыш внутри толкнулся, и она поспешила утешительно погладить живот. Как раз в тот момент, когда двери медотсека отворились с тихим шипением, и оттуда вышел лекарь. Яутка с явным волнением уставилась на него, ожидая, что же он скажет.
— Ну как он? — с ходу полюбопытствовала она, чувствуя, как сердце увеличило ритм.
— Более-менее. Но всё ещё слаб, — отчеканил аттури, видя, как нервничает самка. — Волнуешься?
— Даже боюсь, — правдиво высказалась Эврид и смущённо хмыкнула, опустив взор.
— Иди к нему, — положил Хирон руку ей на плечо, и яутка озадаченно посмотрела в серо-жёлтые, мудрые глаза. — Ведь ты так долго ждала этого.
Открыв дверь, Хирон сам подтолкнул нерешительную самку внутрь, и Эврид замерла, растерянно глядя на сидящего в медкапсуле Шикло, что словно пытался своим прожигающим алым взглядом проникнуть в самую глубь её сознания, дабы распознать, о чём она думает, узнать о эмоциях, что клубком свернули внутренности волнующейся самки. И в следующий миг ему это удалось. И преобладали над её разумом два сильных чувства — страх и счастье. Такие противоречивые и всепоглощающие. А затем он узнал истинное и нестерпимое желание яутки. Прикрыв на мгновение веки, Хулт’ах тихо усмехнулся. Вновь посмотрев на нервничающую самку, животик которой выделялся под туникой свободного покроя, Страж заурчал, склонил голову набок и медленно расставил руки в стороны, вытягивая их вперёд.
— Ну иди. Ты ведь этого хочешь сейчас? — ласково пророкотал он, приглашая в свои объятия.
И Эврид тотчас сорвалась с места, всхлипнув. В тот же миг с ловкостью взобравшись в медкапсулу, она прильнула к Шикло, обвивая его тело руками и утыкаясь лицом в его грудь. Слёзы счастья не заставили себя ждать, потоком вырвавшись наружу. Эмоции распирали, а сердце вырывалось из груди. Эврид крепче прижалась к аттури, что ответил ей тем же, успокаивающе поглаживая вздрагивающее тело яутки. Из его горла невольно вырвалось довольное утробное урчание. Да что там скрывать! Он тоже был рад вновь чувствовать тепло этой самки. Его самки. Снова ощущать сладковатый, будоражащий аромат её кожи. Испытывать нежность её прикосновений.
Отстранившись, Эврид шмыгнула и заплаканными глазами взглянула в багровые омуты, в которых плескались искорки ласки.
— Я так боялась, что больше не увижу этих прекрасных глаз, — прошептала она, нежно прикоснувшись к перепонке, покрытой колючими щетинками, услышав в ответ тихое, гортанное урчание. А затем аттури блаженно прикрыл веки и подался навстречу этому прикосновению. — Я скучала, мой Шикло, — радостным и осмелевшим голосом пролепетала яутка, и Хулт’ах тут же со всей серьёзностью уставился на неё, заставив немного растеряться.
— Шикло?! — переспросил он и вскинул надбровную дугу.
— Нет. Мой Рла, — усмехнулась Эврид, перефразировав и расплывшись в улыбке.
— То-то же, — довольно проурчал Страж и опустил взор вниз, остановив его на круглом животе яутки. — Да ты, гляжу, поправилась, — съязвил он, за что сразу получил укоризненный тычок пальцем под рёбра от тут же нахмурившейся самки.
— А ты всё так же злорадствуешь, Смуглёныш, — обиженно пробурчала Эврид, услышав короткий смех аттурианца.
— Ну и? Где же твой трофей? — вдруг озадачил он самку таким вопросом. — Череп Разайда! — уточнил смуглый, завидев её растерянность, после чего Эврид опешила ещё больше. Запах волнения вырвался наружу, и яутка поспешно отвела взгляд, словно с самого начала боялась, что он затронет эту тему. Нежно коснувшись двумя пальцами её подбородка, Хулт’ах заставил снова посмотреть ему в глаза.
— Я не собираюсь отчитывать тебя за это, — спокойно проговорил аттури. — Наоборот. Я даже горд.