— Ты жесток, Адам! — выкрикивает она, смотря прямо в мои, уже бешеные от злости и ревности, глаза.
— Я забираю своё, вот и все.
— Я не твоя собственность! Не была тогда, и уж тем более не являюсь сейчас.
Игнорирую сказанное ею, потому что могу по миллиону причин, опровергнуть это и доказать обратное.
— Это не твой вкус, — шепчу я ей, нарываясь на ещё большие эмоции. — Ты любишь плохих парней, и нам обоим это известно.
— Что? — вертит она глазами, словно до сих пор не поняла смысл. — Если Дастин не такой как ты, то не значит…
— Ты хотела сказать, что он не я… правда?
— Нет!
Резким хлопком закрываю дверь машины, что я раскрыл для нее, и подхожу критически близко. Луиза прижимается к металу машины спиной и напрягается, подняв голову ко мне.
— Мы оба знаем, что это так. Не надо отговорок. Я же тебе сказал — говори прямо.
— Что ты хочешь узнать? Что я не забыла о тебе? Да, не забыла! И вряд ли забуду!
Не даю ей продолжать. То, что мне надо получил. Просто наклоняюсь к ней и впиваюсь, в что-то возмущенно выкрикивающий, ротик.
Все вокруг нас замирает. Слышен лишь легкий порыв ветра и трепет целующихся губ. Луиза приоткрывает рот, когда я, провожу своими губами по её, и немного просовываю язык во внутрь. Она не сопротивляется. Наоборот, глубоко выдыхает, чувствуя меня. Прижимаю её к машине, откидываю пряди волос назад, раскрывая лицо и целую еще глубже.
Чувствую как её пальцы, торчащие из под рукавов моей куртки, ласкают мышцы на груди и меня передергивает от желания. Втягиваю её нижнюю губу и резко, требовательно просовываю язык, переплетая с её.
Когда наше дыхание учащается, а губы начинают гореть, я оставляю смачный поцелуй и отрываюсь.
— Мы с тобой прекрасно знаем, что ты всегда оказываешься в моих руках. Это происходит снова и снова, — шепчу я в губы, следя как её глаза растерянно смотрят в мои, ожидая дальнейших действий.
Я бы мог взять её здесь же, в машине, но риск, быть увиденным каким-нибудь мимо проходящим студентом, меня не особо радует.
— Я призналась, что ещё тебе надо? — переводя взгляд на мои губы, шепчет она в ответ.
— Ничего нового я не узнал, а теперь, — снова открываю дверь, — садись в машину, тебе пора домой.
Паркуюсь у крыльца старого дома в Квинсе и глушу мотор. Луиза суетливо шуршит с замком моей куртки, а потом аккуратно снимает с себя.
— Что тебе сказал Скотт? Я видел как ты впала в ужас, когда он что-то сказал.
Луиза застывает с курткой в руках и задумчиво разглядывает мои потертые костяшки пальцев.
— Он сказал, что все знает про нас. Сказал, расскажет ребятам, что бы все знали какая я…
— Какая что?
— Какая я шлюха…
Сжимаю руль в руках, еле сдерживаясь, что бы не разломать его к чертовой матери, представляя вместо него голову гребанного Скотта.
— Ты знаешь, что это не так, детка, — как можно спокойнее говорю я и снова подворачиваюсь к ней.
— Разве? — поднимает она на меня сверкающие глаза. — Я спала со своим начальником. Как ещё меня назвать?
— Не говори так, — отрываю руку от руля и протягиваю к ней, надеясь, что она не одернется. Луиза даёт мне дотронуться до себя. — То, что было между нами, лучшее что со мной происходило, и если бы мне дали возможность что-то исправить, то это я бы точно не тронул.
Провожу тыльной стороной ладони по ее щеке, пытаясь утешить.
— Мне надо домой, — раздается щелчок дверной ручки. — Пока Адам.
Я резко хватаю её за локоть и заставляю взглянуть на меня.
— Он пожалеет что сказал это!
Луиза ничего не отвечает и выходит из машины, оставляя в салоне лишь свой запах.
«Не волнуйся детка, он будет вопить от боли.»
Глава 14
Луиза.
Беру из коробки игрушечного хрустального медведя, разукрашенного всеми оттенками коричневого цвета. Поправляю красный бант на его шее и вешаю на колючую ветку, рядом с Щелкунчиком и оловянным солдатиком.
Они напоминают мне те елочные игрушки, что, когда-то давно, были в нашем доме в Нью-Фауленде.
Вся комната уже пропахла ароматом хвои и я в очередной раз втягиваю этот насыщенный запах. Он напоминает мне кое-кого.
В последние годы Рождество превратилось в скучное сборище. Исчезло чувство волшебства, уюта и тепла. Он стал однотонным. Возможно, это я повзрослела и перестала верить в чудо.
— Выглядит неплохо, — слышу мамин голос за спиной, когда заканчиваю развешивать единорожек.
Мама купила высокую елку и, счастливая прибежала домой. Не знаю как у нее получилось заставить нас, но мы принялись наряжать ее.
— Еще бы! — пыхтит Кайл под едкой, протягивая шнур гирлянды к розетке. — Мы её битый час наряжали.
— И неплохо постарались! — поясняет мама, держа руки на поясе и оглядывая елку со всех сторон. — Она просто чудесна! Не думала, что, вытянув у продавца за пол цены, она будет так выглядеть.
— Завидую твоему оптимизму. Не хочешь завершить? — вручаю я ей звезду.
Мама улыбается, поднимается на носочки и надевает её на верхушку. Кайл подключает гирлянду и наши труды дают двойные плоды. Ель начинает сверкать золотом.
— Печенья? — тыкает мама в меня тарелкой, когда мы втроем пялимся на сияющие лампы. Я чувствую едва уловимый аромат ванили. Он снова напоминает мне кое о ком.
Появление Адама на костре было на столько неожиданным, что мне понадобилось время придти в себя. Когда мой мозг и мои мысли, наконец, пришли к общему знаменателю, я уже успела что-то сказать Адаму, а он бросить что-то про спасение утопающего.
Нагло.
Самоуверенно.
И бесподобно. Признаю.
Далее очередная потасовка. Очередной побитый Адамом человек. И очередные выяснения.
К моменту, когда Адам и Дастин столкнулись, мне уже было все равно. Костер уничтожен и можно было смело идти домой. Вот только двое мужчин, стоявшие передо мной, упрямо пытались друг другу что-то доказать. И создавали этим помеху. Я бы с удовольствием ушла одна. Но, уверена, один из них, а вероятнее оба, обязательно привязались бы за мной.
Поэтому, оставался лишь один вариант — увести Адама до того, как начнется очередной мордобой. Он уже давно точил зуб на ни в чем не виновного Дастина. И наш поцелуй с последним стал для него последней каплей.
Теперь же, спустя несколько дней, в канун Рождества, меня волнует совсем другое. На костре я была готова принять предложение Дастина, но, после моего признания перед Адамом, я не могу даже думать об этом. Я поняла, что не хочу. Меня влечет лишь к одному человеку и он это прекрасно знает. Как и то, что мое сердце всецело принадлежит ему.
— Ты не против, если я отъеду ненадолго? — прокручивая в руках потертый хрустальный шар, обращаюсь я к маме.
— Куда это ты намылилась? — подозрительно смотрит на меня Кайл, откусывая печение.
— Сегодня ведь Рождество, Лузи. Никто никуда спонтанно не уходит в такой день. Наоборот, все спешат домой — к семье, — тараторит мама, хмуро на меня уставившись.
— Мне осталось сделать одно дело, до наступления Рождества. Просто, не знаю, — опускаю я плечи, — это не долго, мам.
Она крутит в руках тарелку с печенями и задумчиво смотрит в сторону. В последнее время мама сама не своя. Я заметила, как она часто уходит в себя, думает о чем-то, и отмахивается от вопросов.
Раньше мы всегда делились друг с другом переживаниями. Но прошлое лето все изменило. У обеих появились тайны. Недоговоренность веет вокруг каждый раз, когда мы остаемся наедине.
— Только не долго, — наконец говорит она.
Я улыбаюсь, обнимаю её, целую в щечку и беру печенье.
— Эй, сестренка! — бросает Кайл, когда я выхожу из квартиры. — А если честно, куда ты собралась? Неужели снова к нему?
Я резко тяну высокое крепкое тело к себе и прижимаю к стене у входной двери.