— Адам…
— Какого четра ты вообще пришла к ней? На что ты рассчитывала?
— На раскаяние!
Луиза забирает свою сумку с дивана и, накинув ее на плечо, скрещивает руки на груди. Два холма под тонкой тканью платья заметно округляются. Они, словно подзывают меня. Просят коснуться. Зарыться лицом между ними. Доставить их хозяйке удовольствие.
— Она очень рисковала, придя на встречу, и сделала это лишь для того, чтобы извиниться передо мной. Киран начинает новую жизнь, и уезжает из Нью-Йорка. Думаю, это было очень мило с её стороны.
Я начинаю усмехаться. Мило… Киран последний человек на этой планете, кого я посчитаю милой.
Луиза удивительная девушка. Даже в такой злюке-мигере-Киран видит что-то доброе. Поэтому я так разозлился. Я боялся, что червивое сердце Киран заденет чистое сердце Луизы. А я не готов терять ее снова.
— Все же ты оказался слишком груб с ней, — добавляет она.
А это меня поражает.
Я. Был. С ней. Груб.
Это Киран, черт её дери!
— Груб? — пытаюсь уточнить я, вдруг мне послышалось и она сказала добр. — Из-за этой дряни все пошло наперекосяк. Если бы не она…
— То что?
Я затыкаюсь. Уверенный тон Луизы меня обескураживает. На это мне нечего ответить. Остаётся лишь злобно стискивать кулаки в кожу. Я опускаю голову и разглядываю черно-белый пол ресторана.
И правда. Что?
— Давай прекратим этот неуместный спор. Прошу тебя. Я хочу домой.
Воспоминания мгновенно приземляют меня. Напоминают о том, что тогда произошло и кто в этом был виноват. И я прихожу к выводу, что если винить Киран, то на эту же ступень нужно поставить себя. Я виноват не меньше.
— Поехали, детка, — выдохнув, говорю я. — Ты должна мне кое-что взамен, раз я не могу наорать на тебя.
— Что?
— Узнаёшь дома, — ухмыляюсь я. — Точнее — прочувствуешь всем телом.
Луиза остается заинтригованной. Я тяну ее с собой и обнимая за талию веду к выходу.
— От тебя несет машинным маслом, — возмущается она.
— Вот этим ты и займешься.
Глава 30
Сижу на изумрудном диване в центре мастерской Адама. Солнечные лучи, проникающее в просторную тихую комнату через панорамные окна напротив, касаются моего обнаженного тела. Они, будто бы играют со мной. Даруют тепло. Щекочут кожу.
С моего ракурса раскрывается вид на западную часть города. Я разглядываю ландшафт, состоящий из стеклянных зданий, которые рассыпались по всему Манхеттену, как вытянутые фигурки конструктора. Пытаюсь отвлечь себя от мыслей, но делать это не легко. Особенно, когда ты сидишь обнаженной, под пытливым взглядом соблазнительного художника.
Адам сидит в пяти шагах от меня на полу, и с особым усердием проводит по холсту карандашом. Он бросает резкие взгляд в мою сторону и снова на холст, что бы не забыть запечатленный кадр. Взгляд ко мне и на холст. На меня. На холст.
Он, будто в трансе. Будто в другой реальности.
— Скажи, что я делаю все правильно, — прерываю я шорох карандаша. Адам не сразу отвечает, словно не слышит меня.
— Просто расслабься. Не нужно стараться, чтобы встать в красивую позу.
Я морщусь, когда лучи солнца слепят глаза, причиняя острую боль. Они начинают слезиться, заставляя меня часто моргать.
— Ты ведь рисуешь меня. Как я могу не позировать? — не выдерживаю я, когда он снова начинает разглядывать мое нагое тело. Сидеть без одежды под пристальным взглядом Адама, оказывается куда тяжелее, чем я думала.
— Надеюсь ты плачешь от счастья.
— Скорее от термического ожога.
— Шедевр требует терпения… Да и тело твое после того, как закончу, скажет спасибо. Я тебе это гарантирую…
— Что?
— Не дергайся. Я хочу детально прорисовать твою грудь, прежде чем наброшусь на нее.
Теперь я еще нетерпеливее жду конца.
Это как соблазнить, приласкать, и оторвать руку в самый не подходящий момент.
Мучительно.
Между ног начинает ныть, и мое ерзание, доставляет приятные ощущения. Хоть какая-то ласка.
Я пытаюсь расслабиться и выкинуть из головы картину, как он берет меня прямо здесь, на этом самом полу, но ничего не выходит.
Адам откладывает холст, встает с места и в одних потертых старых джинсах, оказывается передо мной. Он садится на корточки и глубоко вздыхает. Я разглядываю его стальные плечи, крепкую грудь и руки, которые изрядно запачкались графитом, когда он касался себя.
Я бы его помыла. Как вчера, когда мы вернулись после встречи с Киран. Выполнила обещание, которое дал за меня Адам, и смыла с него запах машинного масла.
— Тебе не надо заставлять себя. Мне не нужны вульгарные, кричащие о страсти позы. Мне нужна ты. Твой вздернутый носик и приоткрытые губы. Мне нужно, чтобы твое тело расслабилось.
— Если ты не заметил, я сижу перед тобой обнаженная…
— …заметил.
— И мне не хочется, чтобы на холсте это выглядело нелепо. Вдруг тебе не понравится результат.
— Луиза, — говорит Адам пронзительно смотря на меня, — ты себе не представляешь как меня возбуждаешь, просто сидя на этом диване. Тебе не нужно ничего делать, потому что все и так идеально. И что бы ты поняла как выглядишь со стороны, в моих глазах, поясню — я готов взять тебя сейчас же. И сделаю это, скоро, — он усмехается. — И ты снова ерзаешь.
Мое лицо начинает гореть. И я не знаю от чего: от солнца, которое прокрадывается сбоку от Адама и все сильнее палит по мне, или же от его слов, превращающих мое, и так разгоряченное тело в мягкий, таящий на солнце пломбир.
— Как еще я должна реагировать, когда парень с голым сексуальным торсом заявляет мне, что после набросков на холсте он набросится на меня. Это как включить бомбу замедленного действия и на всю комнату напоминать об обратном отсчете.
— С воображением у тебя все в порядке, — шире улыбается Адам. — И его мы и используем. Представь, что мы с тобой в постели. Представь, что мы трахаемся, занимаемся любовью, просто лежим. Чем хочешь. Думай именно о том, что бы ты хотела, чтобы я сделал. Взял тебя сзади, или дал бы самой управлять, приласкал бы языком. Все, что хочешь. Представь свои ощущения. Думай об этом.
Его шепот доводит мое тело до верхушки возбуждения. Заставляет снова заерзать на месте, и в самых ярких красках представить свои желания.
— Вот и умница, — произносит он и возвращается на место. Адам скрещивает босые ноги, кладет на них холст и продолжает.
Я закрываю глаза, стараюсь сконцентрироваться на том, о чем мы говорили. Раздается шорох карандаша и я понимаю, что Адам снова взялся за дело.
Пытаюсь представить, будто это происходит в реальности. Вот он стоит в своей спальне и замечает меня у входа. Его глаза выражают уйму эмоций. Они свирепы, но при этом растеряны и заинтригованы. И этот взгляд, без прикосновений, без ласк, проникающий глубоко в меня — куда никому больше не было места, даёт мощнейшую реакцию. От него меня пробивает на мурашки. Они пробегают по каждой клеточке моего тела.
Я бы сказала ему, что мне уже хватило мрачного, томного взгляда, чтобы до крайности возбудиться, но, думаю, Адам из моих мыслей ожидал чего-то большего.
Я глубоко выдыхаю, стараясь не издавать звука и не двигаюсь, чтобы не оторваться.
Представляю как подхожу к нему вплотную. Касаюсь его крепкой груди, провожу по ней рукой, и он реагирует. Чувствую, как высоко поднимается его грудная клетка, как сильно и часто стучит сердце под моей ладонью. Адам не отрывает глаз с меня и возбуждённо, мучительно сглатывает, когда я касаюсь губами его кожи на груди. Рука опускается ниже, дотрагивается до выпуклости на ширинке и я слышу, как Адам глухо стонет. Сердце под моими губами начинает еще интенсивнее стучать, грудь выше вздыматься. Дорожка поцелуев идет вниз к торсу. Адам гладит мою голову, не имея возможности остановить. А я хочу сделать для него кое-что.
Я становлюсь перед ним на колени и поднимаю взгляд вверх. Встречаюсь с мрачными глазами, раскрытым ртом, что, словно задыхаясь, хватает воздух.