— Лузи? — слышу маму между спором со своим внутренним голосом. — О чем ты там задумалась?
— Да так, о своём, — оживляюсь я и притворно зеваю. — По правде говоря, я ужасно хочу спать. Кажется, за ночь я не особо выспалась. Все-таки рано вставать — это не мое.
— Привыкнешь, — слышу маму, прежде чем закрыть за собой дверь.
Внутри меня мгновенно обволакивает тишина. Она мучительно давит на уши, будто наказывая за стремление оказаться одной. Теперь же мне хочется включить музыку на всю громкость и не ощущать её. Потому что она в полной мере напоминает мне то, что я натворила.
В моих мыслях такой хаос, что не уверена, разгребу ли я весь кавардак, произошедший из-за пятнадцатиминутного пребывания в руках Бейтмана. Не знаю, с чего начать, о чем беспокоиться больше. Всего каких-то три дня назад я была такой счастливой. Боже, я этого даже не знала, пока не прочувствовала все то, что дала натворить нам обоим.
Рука машинально касается бёдер под платьем, там, где должны быть мои трусики. И я в очередной раз убеждаюсь, что то, что произошло, я не выдумала по дороге в метро. Такое я бы точно не смогла выдумать.
До боли кусаю нижнюю губу и, обреченно выдыхая, утыкаюсь затылком о дверь. Меня беспокоит не только произошедшее. Есть кое-что, что ужасает меня намного больше «нарушения личной дистанции», а именно то, что мне понравилось!
Да!
Мне понравилось то, что он сделал. Я даже думать не хотела о том, чтобы он останавливался. И я бы должна сейчас ужаснуться своим мыслям, но признаюсь честно — не могу. Мне до безумия нравилось всё, что он вытворял. Я никогда не чувствовала такого сильного, головокружительного возбуждения, безумного желания и блаженства.
И снова очередное никогда…
И как бы я его не обвиняла в наглом, безбашенном и эгоистическом поступке, я не могу не признать тот факт, что это был лучший сексуальный опыт в моей жизни. То, что он вытворял, то, что я пытаюсь забыть, и отчего я смущаюсь каждый раз, когда представляю, было чем-то новым. В голове снова и снова крутятся эти моменты: его губы, ласкавшие мое тело, руки, что крепко держали меня, слова, что он говорил, снося мой оставшийся рассудок. И, конечно, глаза… Его взгляд, разрушивший все мои преграды, заманивший в тугие цепи. Его жадный, бесстыдный взгляд ещё долго будет снится мне по ночам, снова и снова пробуждая все изнутри.
Адам оказался прав. Так я реагировала на него и на его прикосновения, каждый жест, сказанное слово или брошенный взгляд, будь он намеренный или нет. Любое из перечисленного оказывалось для меня роковым. Оно заставляло трепетать мое тело, как бы сильно я не противилась.
Я не знаю, как это вообще произошло. Не особо помню, что было до того, как я почувствовала прикосновение его руки в своей коже. Кажется, я протирала пыль с верхних полок стеллажа. И как меня вообще угораздило туда залезть? Кому мешала эта пыль? Похоже, никому, кроме меня, раз я протирала её с таким рвением, что не расслышала, как Бейтман зашёл в комнату. Из-за чрезмерного увлечения чистотой этой идиотской полки, я так дёрнулась и взвизгнула, когда почувствовала резкое колючее прикосновение к своей ноге. А дальше внутренний ужас и паника, в прямом смысле выбившие меня из равновесия, и вуаля — я в цепких и чересчур крепких руках хозяина дома.
Все дальнейшее вспоминается как в тумане. В густом белоснежном тумане. Те частички моего мозга, что ещё не были поражены взглядом Адама Бейтмана, сопротивлялись, но никакие мольбы и попытки не помогли бы мне. Сейчас я понимаю, что дело заранее было обречено на проигрыш. И что самое ужасное — Адам это знал.
Все было так легко и сложно одновременно. Хотеть его, желать его поцелуев и отвечать на них, полностью отдавшись соблазну, было очень, очень легко. Вдвойне сложней было принять тот факт, что я действительно этого желаю. Поэтому мне было легче сопротивляться и отвечать на поцелуй, мысленно обманываясь, что я не могу сдаться. А ведь, если признаться, я к тому моменту уже сдалась.
Я ощущала запах машинного масла, ощутимый на его одежде, но мне было глубоко наплевать. Важнее оказалась его рука в моих трусиках, заставившая меня отбросить все сомнения, и губы, давшие мне полностью расслабиться и получить удовольствие.
Я раздраженно выдыхаю и обессиленно падаю на кровать. Мне бы сейчас врезаться обо что-нибудь головой и попасть с амнезией в больницу. Думаю, только так я бы смогла забыть всё то, что натворила. Но это очень глупо, правда?
Я измученно смотрю на потолок и снова прокручиваю огромную, с зияющей дырой, проблему. А ведь сама во всем виновата, и будет глупо, если я начну оправдываться, говоря о насилии, учинённым Бейтманом по отношению ко мне. Об этом не было и речи. Соблазнение? Да! Но не насилие.
Да что со мной?! Я ведь прекрасно понимаю, что не должна была этого допустить, но чем это помогает? Тысячный раз я повторяю самой себе, что он мой начальник, но какой в этом смысл, если не действует?
Сегодня утром я была полна решимости вернуться в тот дом, и на одном дыхании бросить мистеру Бейтману всё то, что я репетировала утром. Я собиралась прямо обсудить произошедшую ситуацию, назвав её недоразумением. Но, услышав маму в соседней комнате, я поняла, что сделать это будет труднее. Она говорила по телефону с хозяйкой квартиры, и просила её о небольшой отсрочке в оплате, пообещав, что отдаст все через пару недель, что как раз совпадало с временем, когда я должна была получить первую оплату. Это и заставило меня повременить с принятием решения. Я не могла так сентиментально среагировать на минутный выброс, что произошёл вчера. Я не могла всё так бросить.
Похоже, я дала своему мозгу ложную надежду на то, что мы оба сожалеем о случившемся. Возможно, решила я, что вчерашний казус произошёл неосознанно, и не нуждается во внимании. Наивная. Утешив себя столь глупыми оправданиями, я снова вернулась в тот дом и продолжила работу как ни в чем не бывало.
Я была уверена, что больше не дам ему до себя дотронуться. Что буду держать дистанцию и делать вид, будто вчера ничего не было. Но я не учла момент с самим Бейтманом. Ведь, как я уже сказала выше, я чересчур наивна, а это, возможно, и есть мой самый большой минус.
Отдам должное, он держался на высоте все утро, уверенно делая вид, что вчера мы просто «пили чай». Да и этот чай, похоже, оказался чересчур сладковат.
Временами я замечала, как он пытается уловить любой мой необычный взгляд или же действие. Бейтман быстро вовлекся в игру, и хотел знать обо всех моих правилах, чтобы действовать, исходя от моей реакции. Я это поняла, как только он зашёл утром на кухню и увидел меня у плиты. Вероятно, в его выводах не было этого пункта, поэтому мое появление застало его врасплох. Бейтман думал, что я либо уйду, как и собралась это сделать, либо останусь с у него, в надежде получить шанс на место «половинки в кровати».
Сегодня утром мои слова были для меня опорой, придающей уверенность, но теперь же мне становится смешно. Сделать это, как оказалось, очень и очень тяжело. Особенно, когда твое тело прижимают к стеллажу и молча, без слов, дают понять, как желают тебя.
От катастрофических проблем, хлынувших в мою и так измотанную голову, меня отвлекает звонок на мобильный телефон. Я не сразу реагирую на него, и остаюсь лежать на месте, тупо уставившись на белый потолок. У меня нет никакого желания ни с кем разговаривать. Думаю, было бы неплохо поспать, я и вправду не выспалась. Мобильный не сдаётся и снова начинает трезвонить, мгновенно напоминая об одной особе. В конце концов я не выдерживаю, встаю с кровати и начинаю рыться в сумке в поисках телефона. Как я и предполагала, это оказывается Стелла.
— Алло… — устало поднимаю я трубку.
— Лузи! — раздаётся в динамике голос моей подруги. — как тебя понимать?! Почему ты не отвечаешь на смс и не перезваниваешь мне?