Комната оказывается окутанной тусклым уличным светом, исходящим из-под закрытых жалюзи. Я раскрываю их, давая свету лучше проникнуть в просторную комнату. Снаружи окна оказываются покрыты каплями дождя, шедшего утром.
Постельное белье на огромной кровати Адама как всегда смято, подушки ютятся на полу. Похоже, кое-кто спал не очень спокойно.
Я оживлённо принимаюсь за работу и начинаю застилать темно-коричневый пододеяльник, мысленно представляя, как он под ним спит. И, прежде чем я понимаю, что делаю, утыкаюсь носом в мягкую холодную подушку. Я мгновенно чувствую головокружительный аромат Адама Бейтмана — терпкий запах леса, древесины и мяты. Я прекрасно помню его. Каждый раз, оказываясь критически близко к нему, я ощущаю этот аромат. Он дурманил меня, снося крышу. Именно он сбивал меня с толку и соблазнял в его руках.
Я растерянно бросаю подушку на кровать и быстро застилаю постель. Нужно немедленно выйти из этой комнаты.
К трём часам дня, я успеваю перегладить всю одежду, разложить её по местам и навести небольшой порядок в комнатах. Я заранее приготовила ужин и даже успела поговорить со Стеллой. И чтобы снова не начать думать о проблемах, я делаю очередную уборку.
Удивительно, как поднимается продуктивность, когда ты нервозна и возбуждена. И, все же сегодня я выполнила весь план работ, растянутый мною на неделю.
Я прохожу по коридору вглубь дома, планируя проверить свет в остальных комнатах, и резко останавливаюсь на месте. Передо мной та самая комната, в которую Бейтман дал запрет на вход. И не знаю, замечала ли я до этого, но дверь в неё оказывается приоткрытой. Бейтман часто там пропадает, и я предполагала, что это какой-то его секрет, поэтому не лезла в это, дабы избежать проблем.
Я стою какое-то время перед ней, как замершая статуя и размышляю о том, что так желаю сделать. Да, он запретил туда входить. Да, пригрозил увольнением. Но мое любопытство берет надо мной верх, и я шагаю внутрь.
Комната оказывается в кромешной тьме. Единственное, что даёт мне не большую подсказку — мое обоняние. Резкий запах масляных красок врезается в рецепторы носа. Он смешан с легким древесным или хвойным запахом.
Я раскрываю дверь по шире и вхожу в полумрак. Густые шторы плотно прикрывают окна, не давая свету проникнуть внутрь комнаты. Я провожу рукой по стене, нащупываю включатель и раздаётся щелчок.
Комната резко освещается ярким светом от прожекторов на потолке, и я щурюсь, прикрывая глаза рукой, пока полностью не привыкаю. А когда я, наконец, рассматриваю комнату, то понимаю, что мои предположения оказались точными.
Передо мной просторная, практически пустая комната, прикрытая тяжелыми шторами и заполненная лишь большим количеством рулонов бумаги, что скучковались справа от меня, мольбертом, что одиноко ютится в центре и массивного деревянного стола слева, битком заполненного кистями и банками с краской. За мольбертом расположен небольшой изумрудный диван с мягкими объемными подушками, который я не сразу заметила из-за нахлынувшего удивления. Но когда мое внимание целиком и полностью привлекает к себе картина на мольберте, я снова перестаю его замечать. Я подхожу поближе к картине, стараясь чётче в неё вглядеться, чтобы отвергнуть, выбросить из головы то немыслимое предположение, словно говорящее, да просто кричащее мне о том, как глубоко я во все вляпалась. Но, к моему дичающему ужасу, это оказывается как раз тем, о чём я подумала. С белоснежного холста, исписанного чёрным карандашом, на меня смотрит моя копия.
Глава 12
Я пораженно вглядываюсь в себя — улыбающуюся, сияющую, с растрёпанными по ветру волосами, в коротком
платье, и не могу поверить глазам. Это застаёт врасплох. Несколько минут мне понадобились, чтобы в очередной раз подтвердить подлинность своей копии.
Это я!
Это мой портрет!
— Боже! — ошарашено выпаливаю я, и моментально прикрываю губы ладонью.
Под моими ногами лежит ещё пара рулонов, и я мгновенно бросаюсь к ним.
На холсте чёрным карандашом отписана девушка, что, сидя на коленях парня, принимает его ласки в виде сладостных поцелуев в шею. Его руки грубо сжимают её бёдра, стараясь проникнуть в более интимные уголки. Узоры на его теле, грубо охватывающие половину плеча и руки, устрашающе переходящие острыми линиями на шею, подтверждают мои догадки.
Живот до боли сжимается, скручивая все в тугой узел. Мало того, что я узнаю о его скрытом таланте, так я еще являюсь его…
Кем?
Натурщицей?
Музой?
Кто я для него?
Я бросаю резкий взгляд на остальную кучу холстов, прикидывая вероятность того, что там снова я. Из раза в раз, вскрывая каждый, я вижу себя в самых откровенных позах. То моя копия целуется с высоким, в меру мускулистым парнем с татуировками, то она занимается с ним любовью в самых эротически позах. И все мои убеждения окончательно подтверждаются, когда в бесконечной кипе рулонов я нахожу расписанную копию того, что произошло между мной и Бейтманом в читальной. Здесь он не пожалел ни времени, ни упорства для точной копии. Все верно, начиная с её взгляда, полного страха и возбуждения, и заканчивая диким желанием отдаться ему во власть. Она словно боится неизвестного, но при этом до беспамятства жаждет быть обласканной им. Она беспрекословно отдаётся ему в руки, прося его сделать что-нибудь, чтобы она не ощущала этих мук…
Признаюсь честно, это меня обескураживает. Я снова сглатываю и, как голодная волчица, смотрю на этот рисунок.
Зачем он это делает?
Зачем представляет?
Зачем рисует?
Что это все значит?
В моей голове сплошной поток вопросов и ни одного ответа.
Что мне теперь делать? Единственное и вполне здравое, что мне приходит в голову — просто уйти. Навсегда. И не возвращаться. Думаю, это было бы правильно, учитывая его пристрастия, каким бы талантливым он не был.
Когда секундой позже я ощущаю легкое прикосновение к своей правой руке, идея развернуться и уйти прочь от всего подальше моментально улетучивается из моей головы.
— Ш-ш-ш… — слышу я глухой шёпот сбоку от себя.
Я ощущаю его присутствие позади, слышу глубокое дыхание, и оно мгновенно напоминает моему телу о себе. Делаю резкий рывок, что бы отойти от него в сторону, развернуться лицом, и посмотреть на него, но чувствую преграду в виде слабого захвата за плечи. Он снова проводит ладонью вдоль моей руки, нагоняя на кожу новый шквал мурашек.
— Я говорил, что сюда нельзя заходить…
Всё, о чем я думала до этого, и всё, что я собрала в своей голове, чтобы вылить на него, мгновенно вылетает. Я забываю, что именно я должна была сказать, как именно я должна была на него смотреть. Да и вообще, теперь это выглядит так, словно я и вовсе не должна иметь претензий.
— Дверь была открыта — пытаюсь я оправдаться, но моментально замолкаю, понимая, как жалко это звучит.
Я приблизительно представляю степень злости на его лице. Бейтман явно закрывал эту дверь не просто так, и не рассчитывал, что его секрет обнажится.
— И давно ты тут стоишь? — вылетает из моих губ.
— Достаточно.
— Я хотела бы извиниться за то, что ослушалась, но после того, что увидела, я не собираюсь этого делать.
Рука касается моего виска и медленно заводит отросшую челку за ухо. Я наклоняю голову немного вбок и приоткрываю рот когда его губы слегка касаются мочки. Я делаю попытку оттолкнуть его, пытаясь вырваться из цепких лап, но, похоже, Адам этого не замечает. Мои попытки им попросту не чувствуются.
— Большая ошибка… — раздается над правым ухом его глухой и хриплый голос. Он обвивает руки вокруг меня и рывком прижимает моё практически сдавшееся тело к себе. Крепкие руки туго стискивают меня в своих объятиях, не давая никакой возможности к отступлению.
И мне бы сейчас разорвать свою тягу к нему и броситься на другой конец комнаты, но его губы касаются моей шеи, и я откидываю эту идею глубоко в подкорку. Я закрываю глаза и полностью отдаюсь в его руки, чувствуя и наслаждаясь каждым движением его губ на своей коже.