Пока Сюнсукэ изумлялся всем этим совпадениям, Юити утонул в своих мыслях. Глядя на его нахмуренные тонкие брови, на его ресницы, обведенные величавой трагической тенью, Сюнсукэ затрясся в мелком-мелком ознобе. «И вправду сегодня какой-то странный вечер! — думал про себя старый писатель. — Будь осторожен, не дави на его чувства, а то все насмарку пойдет, с его-то заботливостью о матери. Все будет хорошо, и мальчик последует по моему пути, как я задумал…»
Они едва поспели на десятичасовой теплоход. Все каюты первого класса были заняты, поэтому они взяли два места в каюте второго класса на восемь пассажиров. Это были каюты в японском стиле. Узнав об этом, Сюнсукэ подтолкнул Юити:
— Ну, этой ночью ты наверняка выспишься!
Как только они сели на борт, был поднят трап. На пирсе двое-трое мужчин в нательных рубашках и подштанниках, держа в руках шахтерскую лампу-мышь, осыпали скабрезными шуточками какую-то женщину на палубе. Та огрызалась в ответ визгливым голосом что есть мочи. Ясуко и Юити были смущены этой перепалкой. Кое-как сдерживая смешки, они выжидали, когда теплоход удалится от Сюнсукэ. Безмолвная водная гладь равномерно мерцала огнями, словно масленая, и медленно расширялась между судном и пирсом. Это тихое водное пространство разрасталось на глазах, будто живое существо.
Из-за ночного бриза у старого писателя слегка разболелось правое колено. Болезненные спазмы его невралгии — вот что осталось ему от месяцев и дней прошлых страстей. Он ненавидел эти месяцы и дни. Сейчас же не все эти дни казались ему ненавистными. Эта коварная боль в правом колене стала своего рода убежищем для его тайной страсти. Он пошел обратно, велев гостиничной прислуге идти с фонариком впереди себя.
Через неделю, как только Сюнсукэ вернулся в Токио, пришла телеграмма от Юити о его согласии.
Глава третья
ЖЕНИТЬБА ПОЧТИТЕЛЬНОГО СЫНА
Свадьбу назначили на счастливый день третьей декады сентября. За два или три дня до торжества Юити, полагая, что у него больше не будет возможности поесть одному, хотя в одиночку он обычно никогда не садился за стол, вышел в город под этим внезапным предлогом. На втором этаже европейского ресторана, который находился в переулочке, он заказал себе ужин. Конечно, такая роскошь позволительна только богатенькому джентльмену с полумиллионом иен в кармане!
Было пять часов, для ужина еще рановато. В заведении стояло затишье, туда-сюда слонялись полусонные официанты.
Он бросил взгляд на снующих в послеполуденной жаре пешеходов. Солнце наполовину заливало улицу и на противоположной стороне проникало под навесы европейских магазинов вглубь витрин. Словно пальцы воришки, лучи подбирались тихой сапой к нефритовому ожерелью на полочке. Все это время, пока Юити ожидал, когда ему принесут заказ, зеленый камешек на витрине поблескивал в его глазах. Одинокий юноша томился от жажды и непрестанно пил воду. На душе у него было неуютно.
Юити понятия не имел, что многие мужчины, которые любят других мужчин, имели обыкновение жениться и становиться при этом отцами семейств. Он не знал ни одного случая, чтобы кто-либо из них использовал свою природную оригинальность ради супружеского благополучия. Это почти невероятно, чтобы такого рода мужчины, пресыщенные до рвоты женскими щедростями своей жены, были бы еще охочи до прелестей других женщин. Даже среди верных мужей есть немало мужчин этой породы. Если они заводят детей, то становятся для них больше матерями, чем отцами. Женщинам, замученным своими ветреными мужьями, если они собираются выходить замуж вторично, следовало бы искать партнера среди этой когорты мужчин. Их супружеская жизнь, как бы счастливая, спокойная, без потрясений, в основе своей превращается в позорное их осквернение. Самонадеянность, постоянная опора на самих себя — это последнее прибежище такого рода мужей, справляющихся со всеми частностями того, что называется «человеческой жизнью», благодаря сарказму. Жестокие мужчины у их женщин не заводятся — только, вероятно, в их мечтах.
Чтобы разгадать все их секреты, требуются годы жизненного опыта. И потом, чтобы вынести такую жизнь, нужно быть хорошо объезженной лошадкой. Юити было всего двадцать два года. А тут еще его сумасбродный покровитель с недостойными зрелого возраста замыслами! У Юити по меньшей мере уже распылилось трагическое мироощущение, придававшее его лицу отрешенный вид. Будь что будет, смирился юноша.
Кажется, еще не скоро принесут обед, он лениво оглядывал стены. Вдруг почувствовал на своем профиле чей-то пристальный взгляд — будто пришпиленный. Юити обернулся, чтобы перехватить его, но взгляд мигом упорхнул, словно мотылек, прикорнувший на его щеке. В углу стоял стройный гарсон лет девятнадцати-двадцати.