Сюнсукэ замолчал и слегка улыбнулся.
— Ну, все. Тебе пора бы уже спать. Этой ночью тебе никуда не нужно спешить. В конце концов, ты у меня уже давненько не был… Уже не хочешь вина? — Сюнсукэ посмотрел на полный бокал Юити. — Что ж, сыграем в шахматы? Кавада, наверное, научил тебя играть.
— Угу, немного умею.
— Кавада и меня научил. Конечно, мы не такие шахматисты, чтобы играть ночь напролет… Вот доска! — Он указал на изысканную старую шахматную доску с расставленными черными и белыми фигурами. — Я купил их в одном антикварном магазине. Шахматы стали теперь моим единственным пристрастием. Не любишь шахматы?
— Да как бы сказать…
Юити не стал отговариваться. Он забыл, что пришел сюда затем, чтобы вернуть 500 000 иен.
— Ты будешь играть белыми.
На другой стороне шахматной доски мерцал недопитый бокал белого вина. Затем они замолчали. Только вкрадчивые шаги шахматных фигур по доске нарушали эту тишину осенней ночи.
Чувство, что в кабинете присутствует еще один человек, стало почти явным при их обоюдном молчании. Юити несколько раз оглядывался через плечо в сторону невидимой статуи, наблюдавшей за перемещением фигур на шахматной доске. Много ли, мало ли прошло времени, они не следили за его течением и не замечали его. Если этот самый наивысший момент, как его называл Сюнсукэ, наступил во время их забытья, то и он, должно быть, тоже прошел для них незамеченным. Первая партия была сыграна. Юити победил.
— Ну вот, я продул партию, — сказал старый писатель.
Лицо его, однако, переполняла радость. Юити впервые видел у Сюнсукэ такое умиротворенное выражение.
— Возможно, я чуть-чуть перепил, поэтому ты побил меня. Что, еще один матч-реванш? А голова-то у меня захмелела…
С этими словами он налил в стакан немного воды из кувшина, где плавали ломтики лимона. Сюнсукэ поднялся, держа в руке стакан.
— Я ненадолго, прошу прощения.
Он ушел в библиотеку. Немного погодя прилег на кушетку; были видны только его ноги. Спокойным голосом позвал к себе Юити, который оставался в кабинете.
— Я чуток вздремну и тогда протрезвею. Разбуди меня минут через двадцать-тридцать. Когда проснусь, мы сыграем матч-реванш. Подожди немного.
Юити вернулся в кресло у окна. Он удобно вытянул ноги, взял в руки шахматную фигурку.
Через некоторое время Юити пошел разбудить Сюнсукэ, но тот не ответил. Сюнсукэ был мертв. На столике у изголовья, под его наручными часами лежал листик бумаги с торопливой надписью: «Прощай! В правом ящичке стола лежит подарок для тебя».
Юити тотчас разбудил мажордома. По телефону сообщили семейному врачу профессору Кумэмуре. Ему рассказали все, что произошло в этот вечер. Причина смерти была непонятна. В конце концов доктор сообщил, что смерть наступила в результате суицида. Сюнсукэ проглотил летальную дозу павинала, который принимал ежедневно от невралгии правого колена. Когда Юити спросили, не оставил ли умерший какой-либо записки, он протянул листик бумаги. В ящике письменного стола обнаружили нотариально заверенное завещание о наследовании. Согласно этому завещанию Юити Минами полностью наследовал все движимое и недвижимое имущество и другие ценности стоимостью почти десять миллионов иен. Глава издательства, которое опубликовало полное собрание его сочинений, старинный друг Сюнсукэ, и директор книжного магазина выступили вдвоем свидетелями. Они сопровождали Сюнсукэ в нотариальную контору в Касумигасэки месяц назад.
План Юити вернуть долг в 500 000 иен провалился. Хуже того, он был подавлен мыслью, что всю свою жизнь будет повязан десятью миллионами, которыми Сюнсукэ выразил свою любовь к нему, но в этих обстоятельствах его депрессия была совсем неуместна. Доктор позвонил в полицию. Для расследования прибыл главный инспектор вместе с детективом и следственным врачом.
Юити энергично отвечал на все вопросы во время следствия. Доктор вставил несколько доверительных фраз. У полицейских не возникло ни малейших подозрений о пособничестве в самоубийстве. Просмотрев завещание, помощник инспектора стал назойливо интересоваться, насколько близкими были его отношения с покойником.
— Он был другом моего покойного отца, свел меня с моей женой. Он заботился обо мне, стал во всех смыслах вторым отцом. Был ко мне очень добр.