Юити бросало в дрожь, когда он вспоминал эти рискованные ночи, хоть и пережитые от начала до конца с холодным сердцем. Гостиница Атами, мистическая брачная ночь, охваченные обоюдным страхом невеста с женихом… Ясуко принимала ванну, а Юити тем временем вышел на балкон. В ночи лаяла собака. Яркие станционные огни освещали окрестности, внизу находился танцевальный зал, отчетливо слышалась музыка. Юити присмотрелся: в окнах данс-холла двигались под музыку темные фигуры людей; если она прекращалась, люди тоже останавливались. Вот музыка умолкла совсем, и Юити почувствовал сильное биение пульса. Как заклинание, пробормотал он слова Сюнсукэ: «Запомни, она всего лишь вязанка хвороста, подушка для сидения, подвешенная на балке вырезка в лавке мясника». Юити резко сорвал галстук и, будто плетью, стал хлестать им о железные перила балкона. Ему нужно было выплеснуть свою энергию.
А когда огни погасли, он отпустил свое врображение на волю. Это был самый впечатляющий акт творчества. Юити, вовлеченный в это действо, не знал, какую роль на себя примерить. Инстинкты дурманят людей заурядных, но его самобытное сознание, изнуренное внутренней борьбой, не поддавалось опьянению. «Ни один парень, поступающий так, не остается одиноким — ни потом, ни прежде. Я же один. Я должен сначала поразмыслить, а уж затем что-то предпринимать. Каждое мгновение, затаив дыхание, ожидает приказа моего оригинального ума. Смотрите! Вот холодный пейзаж после очередной победы моей воли над инстинктами! Вот возликовала, завихрилась, как пыльный ветерок посреди пустынного пейзажа, женская радость!»
…Во всяком случае, это не означает, что в постели Юити не обреталось другого красивого мужского тела. Требовалось зеркало между ним и женщиной. Без его помощи успех был бы сомнительным для Юити. Он закрывал глаза и обнимал женщину. В своем воображении он сжимал собственное тело.
В темной комнате две фигуры постепенно удваивались. Подлинный Юити вступал в связь с мальчиком, в которого перевоплощалась Ясуко, и одновременно с этим же актом нереальный Юити занимался любовью с настоящей Ясуко. Если он и мог полюбить женщину, то благодаря этой подмене, которую совершало его воображение. Порой выплескивалась сказочная радость из-за этой двойственной иллюзии. Внезапно на смену удовольствию пришла безграничная усталость. Не раз случалось, что Юити мерещилось то опустевшее футбольное поле возле его родной школы после занятий… Опьяненный восторгом, он рухнул навзничь всем телом. Все закончилось сиюминутной смертью. Со следующего дня этот суицид стал входить в привычку. Тошнота и непомерная усталость сопровождали его со второго дня их медового месяца.
Они поднялись в город, который был расположен на крутом косогоре над морем. Перед встречными людьми Юити чувствовал, будто разыгрывает роль счастливого влюбленного. Они вышли на причал и ради забавы решили посмотреть в телескоп — по пять иен за три минуты. Море было ясным. Справа на вершине мыса они отчетливо увидели беседку в освещенном утренним солнцем парке Нисикигаура. Мимо нее прошла парочка и растаяла в сиянии зарослей мисканта. Еще двое вошли в беседку и прильнули друг к другу. Двое стали одной фигурой. Потом телескоп повернули налево: по извилистой замощенной дорожке на отлогом склоне там и сям поднимались группками люди. Их выпуклые тени отчетливо виднелись на тротуаре. Увидев схожую тень у своих ног, Юити почувствовал спокойствие.
— Они как мы, не правда ли? — сказала Ясуко.
Она отошла от телескопа, облокотилась на парапет и, чувствуя легкое головокружение, подставила лицо морскому бризу. Юити позавидовал уверенности своей жены и промолчал.
…Очнувшись от неприятных размышлений, Юити выглянул в окно: с высоты до самого горизонта открывался вид на окраины Токио с его хибарами, трамвайными линиями и ощетинившимися фабричными трубами. Из-за дыма этот горизонт казался в ясные дни чуточку приподнятым. Ночью подол неба над этими окрестностями слегка окрашивался кармином — из-за ночных работ или, возможно, из-за слабенькой неоновой иллюминации.
Сегодня, однако, вечерняя киноварь была несколько иного оттенка. Край неба стал насыщенно-красным. Пока не вышла луна, под смутным блеском звезд это зарево будто развезло от опьянения. Темно-красный горизонт, похожий на полотно. Этот абрикосовый цвет, чем-то тревожащий, был чрезвычайно подвижным, словно трепещущий на ветру мистический стяг.
Юити принял его за пожар.
Это огневое зарево окутывал белесый дым.
Юношу пронзило желание так сильно, что глаза его наполнились влагой. Мелко-мелко пробежала по его членам дрожь. Не зная почему, он почувствовал, что уже не в состоянии сидеть на одном месте. Он поднялся со стула. Ему вдруг приспичило куда-то податься, куда-то выйти. Ему нужно было встряхнуться от наплыва чувств. Он вышел в коридор, затянул пояс на легком темно-синем пальто, одетом поверх студенческой униформы. Он сказал Ясуко, что вспомнил о справочнике, в котором нуждался, поэтому пойдет поискать его в городе.