Если ее отвращение и страх перевешивают чашу весов?
Что тогда? Что?
Тогда нам обоим будет несладко.
Встаю с лавочки, иду назад в клинику. Что-то очень долго нет новостей. Я привез ее сюда в сознании. Да, Наде было больно, да, она побледнела. Но разговаривала со мной и была в себе.
Иду напрямую к доктору.
— Вы куда? — окрикивает меня медсестра.
— Мне нужен врач!
Не оборачиваюсь, иду вперёд.
— Нет его. Он на операции!
— На какой операции? — резко останавливаюсь.
Ее теперь режут из-за меня?
Прикрываю глаза, сжимая переносицу.
Ну не мог я так сорваться. Не настолько…
— Что за операция? Серьёзная?
— Я не могу вам сообщать такую информацию!
— Я хочу знать, что с моей женщиной! — повышаю голос, который эхом раздаётся на всё отделение.
— Тамара Геннадьевна – ваша женщина? — удивленно распахивает глаза девушка. — Ей же семьдесят… Ой, простите. Я не хотела ничего сказать, — мнётся.
— Какая Тамара Геннадьевна? Я о Надежде Свиридовой. Девушка, двадцать лет.
— А, — выдыхает медсестра, краснея. — С девушкой всё хорошо. Она в палате отдыхает.
Хорошо.
С ней всё хорошо.
Боль, которая раздирала меня, немного отпускает. Не совсем, но становится тупее.
— Почему мне не сообщили?
— Вы простите. Вячеслава Сергеевича срочно вызвали на экстренную операцию. Он не успел.
— Хорошо. Что с девушкой?
— Не могу сказать. Дождитесь врача.
— А так можете? — вынимаю из портмоне крупную купюру и засовываю девушке в нагрудный карман.
— Ну что вы? Здесь же камеры! — возмущается она, но деньги мне не отдает. — Ладно, вижу, что переживаете.
Берет со стойки медицинскую карту, открывает.
— Здесь ничего страшного. Разорвалась фолликулярная киста.
— Подробнее! — несдержанно повышаю голос. Хотя всегда холоден с посторонними. Нервы сдают.
— Ну, как бы вам объяснить… Это норма.
— Вот эти боли – норма?!
— Нет, конечно. Ну хоть раз в жизни такое случается с каждой женщиной. Кровотечений нет. Всё пройдёт. УЗИ и анализы в норме. Но пару дней понаблюдаем.
— Что это могло спровоцировать?
— Всё зависит от дня цикла. Но в принципе она могла разорваться и в покое. А что произошло перед приступом боли? Занятие спортом? Тяжёлое, ничего не поднимала?
— Всё ясно, спасибо. Сообщите мне, когда освободится доктор, — сухо благодарю девушку. — В какой она палате?
— Пойдемте, я провожу. Только девушке дали обезболивающее с успокоительным эффектом, и она спит. Лучше не будить. Пусть отдохнёт.
Киваю.
Проходим через стеклянный коридор в другой корпус. Здесь уже не пахнет стерильностью и безысходностью. Совсем другой, приятный запах, цветочного освежителя. Третья палата. Медсестра открывает мне дверь. В палате полумрак, горит лишь один тусклый светильник.
Медсестра уходит. Прохожу внутрь, стараясь бесшумно закрыть дверь.
Подхожу ближе к кровати. Надя спит. Просто спит. Как будто дома в собственной кровати. Здесь такие палаты, создающие иллюзию уюта. Мятные стены, картина с природой, мягкие кресла. Кровать с бирюзовым бельём.
Всё это я изучаю только потому, что боюсь смотреть глубже.
И вот вроде бы можно было снять с себя вину. Так бывает у каждой женщины, ничего страшного. Так совпало.
Снять вину и спать спокойно. С любой другой я бы так и сделал: оплатил бы лучшую клинику, купил бы дорогой подарок, путёвку на море. И все грехи смыты.
Но нет… С Надей, кажется, так не получится. Потому что я виноват, да.
Потому что она очень хрупкий сосуд. Одно неверное движение, сжал в руках чуть сильнее – и всё сломалось.
Собираю волю в кулак и смотрю на Надю. И вот теперь вижу детали. Бледная, периодически всхлипывает во сне. Как ребёнок, который долго плакал, прежде чем уснуть. Лиза так делала в детстве.
Закрываю глаза. Дышу.
И как мне теперь с ней?
В моей жизненной конструкции нет таких сценариев, как нужно любить.
А даже если я попытаюсь, то совсем не знаю, как это делается… Я не умею любить так, как надо хрупким, ранимым девочкам. И ведь никто не подскажет, как…
Она могла бы меня научить. Нет, только она и может это сделать. Но не будет. Не захочет. Сейчас – тем более.
Втягиваю воздух. Выходит слишком шумно. Девочка поворачивается на другой бок, к стенке, отворачиваясь от меня.
Но варианта отпустить ее жить, как она простила, в моей голове нет.
Выхожу из палаты. Здесь тихо, уютно и очень обходительный персонал. Надю можно оставить в надёжных руках. Мне кажется, она даже обрадуется, если эти руки будут не мои.
Снова иду в корпус к медсестре.