Безысходность дает такой спецэффект. И винить, наверное, нужно только себя. За то, что когда-то сделала неправильный выбор.
— Да, — разрешаю войти, когда в палату стучат.
Входит мой лечащий врач.
— Почему не кушаем, Наденька? — кивает на мою тарелку. — Не вкусно? Хотите что-нибудь другого?
— Вкусно. Просто не хочу.
— Зачем вы тут мне настроение по больнице портите? — усмехается. — Мои пациенты должны быть бодры и веселы. Иначе какой из меня врач.
Улыбаюсь ему через силу.
— Не будете кушать – назначу курс витаминов, а они болючие.
— Я поем фруктов.
— Тоже хорошо. Итак, как покушаете, жду вас в смотровой, а потом сдадим еще кровь.
— Зачем? Вы же сказали, со мной всё нормально.
— С вами не нормально. С вами все отлично. Мы проводим обследование. Раз уж вы пожаловали к нам в гости, нужно все проверить. Лишним не будет.
— Хорошо, — киваю.
Пусть делают, что хотят.
Литвина у меня не было. Палата заставлена цветами от него.
Красивые. Все букеты очень красивые и свежие, как будто только что сорвали. Мне никто и никогда не дарил столько цветов. Но красивые только цветы…
А жизнь моя – не очень.
Наверное, Олег прав, надо как-то подстраиваться и привыкать к реальности. Прекратить ждать от жизни ярких красок. Их нет.
Беру из корзины сочную, спелую грушу. Ем ее, набирая бабулю.
Разговариваю с бабушкой, делая вид, что у меня все хорошо. Если она узнает хоть долю того, что со мной происходит, ее хватит удар.
Бабуля жалуется на плохое самочувствие. Ей поменяли таблетки от давления, но они не подходят. Обещаю навестить ее на днях и ухожу на осмотр к доктору. Всегда боялась гинекологов. Особенно мужчин. Меня жутко пугало это страшное кресло. Сейчас плевать. Хуже не будет. Нечего бояться.
Литвин появляется на следующий день к обеду. Неожиданно.
Выхожу из ванной и натыкаюсь на него, сидящего в кресле. Нет, я не паникую, его появление неизбежно. Я была к этому готова. Потому что сейчас он хозяин моей судьбы. Эта больница, палата и даже тапочки на мне оплачены им. В голове проскальзывает мысль: бежать. Вот так развернуться, выйти из этой клиники и идти в полицию. Пусть меня посадят, и все закончится. Тогда ни один мужчина не будет распоряжаться моей судьбой. Только я трусиха. Мне до холодного пота страшно оказаться в тюрьме. А ещё страшно за бабулю. Если она узнает, за что меня посадили, то она не выдержит.
И выхода из этой ситуации нет…
Вот как, оказывается, выглядит обречённость.
Молча прохожу мимо Литвина по палате и сажусь на кровать. Он, как всегда, идеальный. В чёрной выглаженной рубашке с высоким воротником, дорогими часами на запястье и непроницаемым лицом. Смотрит на меня. А я отвожу взгляд в сторону.
— Как ты себя чувствуешь, Надя? — спокойно спрашивает он.
— Нормально.
— Тебе провели обследование. Ты здорова.
— Хорошо, — отвечаю, продолжая смотреть в окно. — Я забыла отправить сообщение Эдуарду. Еще актуально? — спрашиваю.
— Нет. Никаких сообщений отправлять ему не нужно, — уверенно произносит он. — Ты больше его не увидишь. Он больше никогда тебя не побеспокоит.
— Почему?
— С ним произошел несчастный случай, — так спокойно, даже буднично, сообщает Олег.
— Он жив?
— Да, но… Неважно. Забудь о нем.
Я, наверное, очень плохой человек и не имею права обвинять Литвина в цинизме. Понимаю, Олег каким-то образом устранил Эдуарда, и испытываю при этом облегчение.
— Поедем домой?
Спрашивает так, словно у меня есть выбор.
— Можно мне домой, к бабуле?
— Понимаешь, Надюша… — задумчиво делает паузу.
Надюша…
Он никогда меня так не называл. Только противным прозвищем «киска».
— Эдик всего лишь шакал. Но есть Мамаев, на которого он работал. И тот не оставит тебя в покое, потому что уже понял, что ты играла по моим правилам. А Мамаев гораздо опаснее Эдика.
— То есть игра закончена? — все-таки поворачиваюсь к Олегу, заглядывая в его бездонно-серые глаза.
— Да.
— Тогда зачем вам меня защищать? Всё, я выполнила свою функцию.
— Выполнена… — выдыхает. — Но стала мне очень дорога. Я не могу допустить, чтобы с тобой что-то случилось. Я обещал защиту.
— Да, и я вам за нее благодарна. Но вы обещали защиту взамен на то, чтобы я стала вашей любовницей. А я не могу больше ею быть. Вы же видите, что у меня не получается, — отчаянно произношу. — Выходит, я ничего не могу дать вам взамен. Сделка не состоялась… Не смогу я… —закусываю губы до боли.
— Нет никакой больше сделки, Надя. Не скрою, я хочу от тебя много. Сейчас даже больше, чем раньше. Тебе кажется, что ты неопытная и не умеешь быть моей любовницей. А я, оказывается, тоже не умею любить, как тебе надо. Здесь мы похожи. Я не прикоснусь к тебе больше.