Она удивилась, когда он освободил ее сразу, как только она сказала "нет". Она думала, что он в любом случае поцелует ее. С тех самых пор она пыталась подавить подозрение, что была разочарована тем, что он не принудил ее. Ей не нравилось думать, что, возможно, ее "нет" не всегда означает "нет". Если бы он поцеловал ее, она бы позже обвинила его и с негодованием бы объяснила, что она сказала "нет" и подразумевала "нет". Вся вина была бы на нем. Она бы безоговорочно поверила в это.
И еще она ненавидела его за то, что он выставил зеркало перед ее лицом и заставил ее увидеть себя в нелестном свете.
– Как ты можешь ненавидеть его, дорогая Кейт? – спросила тетя Марта, когда тишина затянулась. – Он же такой любезный мужчина и достаточно красивый, чтобы почти заставить меня пожелать снова стать молодой.
– Я не хочу выходить за него замуж, – сказала Кейт. – Я недвусмысленно дала понять это пять лет назад, и так же ясно сделала это теперь. Но он настойчив. И я не уверена, что он примет "нет" в качестве ответа.
Но все же, несколько вечеров назад, он поступил именно так. Она сказала "нет", и он не поцеловал ее. Он не стал бы принуждать ее поцеловать его, и он не мог заставить ее выйти за него замуж. Но он будет продолжать просить. Она знала, что будет. Но почему? Она не могла понять его настойчивости.
– Потому, что он любит тебя, дорогая Кейт, – сказала тетя Марта со вздохом.
Тетя Хэтти снова подняла свое вязание и не сказала ничего, чтобы возразить своей более романтически настроенной сестре.
Кейт не выходила два дня. Он также не пришел. Возможно, он вернулся в Лондон, думала она и чувствовала... что? Надежду? Разочарование?
Что она почувствует, если окажется, что он уехал? В мыслях она весьма основательно исследовала этот вопрос и заставила себя ответить на него. Она поняла, что это что-то такое, что она не привыкла делать. Она давно перестала быть откровенной и честной с самой собой. Пять лет назад. Возможно, больше.
Так что бы она почувствовала? Если он уедет, то это будет из-за того, что он принял ее отказ. Больше он никогда не вернется. Она проживет свою жизнь здесь, возможно одиноко, возможно, со временем выйдет замуж за кого-то, кого она сможет любить и уважать. Но она никогда не увидит его снова и даже не услышит о нем. Ее отец никогда ей не пишет. Ее братья пишут очень редко, и они никогда не рассказывают о людях, которых она знала.
Она никогда не узнает, жив он или мертв. Она никогда не узнает, когда или на ком он женится. Она никогда не узнает, сколько у него детей.
Что она почувствует, если никогда больше не увидит его и не услышит о нем?
Она ничего не почувствует, сказала она себе, потому что подавит все воспоминания о нем и все чувства к нему, как сделала когда-то. Она снова будет так же счастлива, как была на протяжении почти пяти лет. Ценой счастью, которого она достигла, было странное омертвение внутри.
Но она не была уверена, что сможет умереть такой смертью вновь.
Это было еще одной причиной для ненависти к нему. Она не понимала, насколько хрупким был покой, которого она достигла, пока он не приехал и не разбил его, возможно, навсегда.
Через два дня она больше не могла оставаться взаперти. Она ежедневно проводила несколько часов на открытом воздухе. Только очень сильный дождь мог удержать ее прикованной к дому. Но после двух тоскливых дней засияло солнце, и даже привычный ветер стих до мягкого бриза.
Кейт надежно заколола волосы, захватила плащ, и вышла на улицу. Она испытывала сильное искушение проскользнуть через перелаз в лес, чтобы посмотреть, насколько развились нарциссы за неделю с тех пор, как она видела их в последний раз. Но она не осмелилась. Она не хотела натолкнуться на него. А если это произойдет, когда она заберется в его владения, это будет еще унизительнее.
Она сторонилась также дорог и переулков. Она не слышала, чтобы он уехал. Ей не хотелось случайно повстречать его, если он вышел прогуляться или выехал верхом после двух дней ненастной погоды.
Она спустится на берег, решила она. Вряд ли он туда пойдет. Такой безупречно элегантный джентльмен не пожелает испортить песком ботфорты и не будет рисковать запачкать одежду солеными брызгами. А берег был тем, что ей сегодня требовалось. Ей требовалось быть подальше от земли, ближе к морю, ближе к источнику ее покоя на протяжении прошлых пяти лет.
К счастью, на море был почти полный отлив. Она прошла почти милю через дюны и по мягкому песку за ними, а затем по жесткому песку отмели, который во время прилива скрывался под водой. Она дошла почти до кромки воды и почувствовала себя отрезанной от мира. Все, что осталось, это пустой пляж, протянувшийся на мили в любую сторону, и море, безбрежное и вечное в движении, дышащее так шумно и так мощно, что этот шум не осознавался.
Она побрела параллельно линии воды, как раз чуть выше влажного песка, ни о чем не думая, открываясь целебной силе природы.
Он забрел в лес, надеясь, что после нескольких дней неприятной погоды она, возможно, снова будет там. Но не удивился, найдя лес пустым. Он помнил, как говорил ей, что она нарушила границу владения. Похоже, что она не вернется сюда до тех пор, пока он здесь живет.
Он обдумал возможность перебраться через перелаз, через который она попадает в лес, и посетить коттедж ее тетушек. Но сейчас утро. Намного учтивее будет нанести визит в полдень.
Можно ли ее убедить снова выйти с ним? – спросил он себя. Если он попросит в присутствии ее тетушек?
Он знал, что они на его стороне, особенно младшая, которая преднамеренно оставила их наедине в библиотеке в понедельник вечером.
Но был ли вообще хоть какой-нибудь смысл в новой прогулке с нею? Попытаться убедить ее еще раз, что жизнь с ним предпочтительнее той, которая ожидала ее здесь? Снова просить ее выйти за него замуж? Она снова скажет "нет" и будет говорить "нет" столько раз, сколько он будет просить.
Что ему следовало сделать, так это вернутся в дом, упаковать вещи, и отправиться в обратно в Лондон. Нет никакого смысла дольше оставаться здесь. Он тратит впустую время, обманывая себя ложной надеждой. Он изводит ее и ведет себя бесчестно по отношению к ней.
И все же были ее глаза. Каждый раз, когда смотрели на него, они говорили ему, что она несчастна. Она несчастна, видя его, сказала она. Она была счастлива до того, как он приехал. Она будет счастлива снова, когда он уедет. Он не верил этому. Он не мог поверить этому. Потому, что в этом взгляде было нечто большее, чем только несчастье. Он мог бы только охарактеризовать его как взгляд острой тоски.
Она смотрела на него несчастно и с острой тоской. Тоской о чем? Чтобы он ушел и оставил ее в покое? Но тогда взгляд был бы гневным, а не тоскливым.
Нет, он не мог сдаться. Пока нет. В любом случае, он останется еще на неделю.
Возможно, на две.
Он покинул лес и по покатой лужайке побрел вниз к кованным железным воротам, за которыми не было ничего, кроме песчаных дюн вдали. Он никогда не проходил через эти ворота. Дюны, берег и море не привлекали его. Он всегда необъяснимо боялся моря, хотя был сильным пловцом и наслаждался речной греблей. В море было что-то слишком огромное, слишком выходящее за пределы человеческого понимания.
Но этим утром он открыл ворота и по испещренным травой дюнам последовал за своей нетерпеливой колли, чтобы поближе осмотреть берег. Этим утром берег был просто огромным. Был отлив. Он вздрогнул, но в то же самое время почувствовал невольное притяжение мощи и величия окружающего. Уэльс, решил он, или то немногое, что он видел – дикая и пустынная земля, и все же было тут что-то такое... что-то, что вызывало эмоции. По какой-то неясной причине ему припомнилась валлийская народная песня, которую пела Кэтрин в его гостиной.