— Выбирайте сами, ваша светлость.
Герцог улыбнулся в ответ, но на этот раз улыбка была искренней; похоже, ему нравилась компания Мадлен.
— Вынужден признать: моя репутация не из лучших. Свет меня не любит, леди Мадлен. Можно мне называть вас Безумная Леди[2]? Если вы дадите мне шанс, я сойду от вас с ума.
Это был безопасный флирт, которому предавались на всех светских раутах. Но для нее это было внове.
— Думаю, вы слишком долго пробыли в деревне, — чуть подозрительно сказала она.
Герцог притворно закатил глаза.
— Я мог бы вернуться в Лондон несколько лет назад, но принял решение остаться в Шотландии. Вы будете удивлены, но сомнительные увеселения Лондона мне не особо по душе.
Мадлен прекрасно понимала, что герцог успел попробовать и сомнительные, и откровенно нескромные лондонских увеселения и сейчас просто забавлялся. Она напомнила себе, что имеет дело с известным распутником, а теперь еще и герцогом, и что шутить с ним опасно.
— Итак, что вашей светлости нужно от меня?
— Софрония предупредила, что вы умны и терпеть не можете дураков. Именно поэтому она порекомендовала обратиться к вам с одной деликатной просьбой.
Какая может быть просьба у мужчины, одновременно и деликатная, и обращенная к приличной женщине? Она кивнула, давая понять, что готова его выслушать.
— Не могли бы вы стать компаньонкой моим сестрам?
Она оступилась. Предложи он ей руку и сердце, все было бы лучше, чем эта просьба. Герцог подхватил ее, не давая сбиться с шагу.
— Моим сестрам уже по двадцати одному году, они близнецы. Их дебют, к сожалению, несколько раз откладывался вследствие смерти родственников: они довольно долго соблюдали траур. Софрония считает, что будет лучше, если в свете их будет представлять дама старше их, но Элли…
Он замолчал. Элли, его старшая сестра, овдовевшая маркиза Фолкстон, имела репутацию, которую вряд ли можно было счесть подходящей для компаньонки юных леди.
— Почему я? Думаю, у вас немало влиятельных подруг.
— Да, но ни с одной из них я не выдержу и часа. Слишком много разговоров и морализирования. Наверное, вы знаете, что о нас говорят. Софрония говорила, что все считают нас безумными. С другой стороны, тетя утверждает, что у вас безупречная репутация и прекрасная интуиция. Благодаря вам сестры смогут наилучшим образом зарекомендовать себя. Учитывая то, что о нашей семье сложилось превратное мнение, это очень важно. Но я слышал от тети, что у вас слабое здоровье, и если вы сочтете это препятствием, я пойму.
Герцогиня напрасно беспокоилась. Но если бы она знала причину мнимой болезни Мадлен, то отказалась бы от общения с ней раз и навсегда. Мадлен поняла, что означает его просьба. Если герцогиня Харвич, главный эксперт по этикету, считает, что Мадлен может сопровождать двух незамужних девушек, значит, ее действительно «положили на дальнюю полку» и уже никто не думает, что она выйдет замуж. Впрочем, она знала, что так оно и есть, и все же ей было больно, когда на это намекали в такой циничной форме. Но если она не согласится, разве это изменит тот факт, что она вышла из брачного возраста? С другой стороны, если ее постыдная тайна откроется, ей, возможно, понадобятся влиятельные союзники, чтобы выстоять под шквалом общественного осуждения. Более сильного союзника, чем Софрония, невозможно было и представить. Если Мадлен будет сопровождать сестер герцога, ее репутация перестанет быть ее личным делом, и Софрония будет весьма заинтересована защищать ее.
— Хорошо, — сказала она. — Я с радостью буду сопровождать ваших сестер.
Вальс закончился. Ей отчаянно хотелось бежать от человека, который видел в ней только компаньонку своих сестер. Было обидно до слез. Ротвел оказался прекрасным партнером. И то, что он дарил такие же полные очарования улыбки другим дамам, не делало его менее плохим.
Проводив ее к подругам, герцог удалился. Мадлен опустилась на стул, изо всех сил сопротивляясь желанию закрыть лицо руками и зарыдать. Украдкой она вытерла руки о подол платья, но мерзкое ощущение чего-то липкого никуда не делось. Ее платье, туфли, даже белье — все было новым. Но сама она чувствовала себя старой и сломанной, будто ее случайно забыли в заново отремонтированном зале, и горничная сейчас выметет ее. Она и не предполагала, что в двадцать восемь лет можно чувствовать себя такой старой.
Фиаско! Конец всему! Но, по крайней мере, впереди был еще один вечер, который она проведет в театре, и хотя никто не узнает о ее смелости, это станет достойным утешением. Еще один счастливый вечер перед тем, как начнется жизнь, к которой она никогда не привыкнет, но которой, по-видимому, не сможет избежать.