На этот раз толпа взорвалась отнюдь не восторженными воплями. Преобладали столь нелестные характеристики Фергюсона, что он предпочел более не задерживаться и, рухнув на сиденье рядом с Мадлен, захлопнул дверцу экипажа. Кучер щелкнул кнутом. Приоткрыв занавеску, Фергюсон рассматривал тех, кто преклонялся перед ней. Это было пестрое сборище, люди всех сословий, кто только мог позволить себе купить билет. Им уже недоставало ее, как ей — театра. Ревность исчезла и удивительное чувство заняло ее место. Это была гордость. Иной в подобной ситуации сошел бы с ума от ревности, но талант Мадлен возвышал ее над приземленными чувствами. И Фергюсон это понимал. А еще она обладала поразительной смелостью, которая позволила ей добиться своего, игнорируя опасность. Единственное, что пугало Мадлен, — это ее собственные чувства.
Он зашторил окно и взял ее за руку. Она по-прежнему держала в другой руке цветы.
— Ты сердишься на меня? — спросила она, и впервые за несколько недель ее голос прозвучал неуверенно.
Целуя кончики ее пальцев, он ощутил легкий аромат роз.
— Нет. Прости. Я нагрубил тебе, я слишком переживал, чтобы с тобой ничего не случилось.
Она крепко сжала его пальцы и доверчиво положила голову ему на плечо. Ему хотелось коснуться щекой ее волос, но на ней был напудренный парик. Он погладил большим пальцем ее кисть:
— Так ты в самом деле покончила со сценой?
Мадлен замерла. Тишина, повисшая в карете, казалась оглушительной по сравнению с шумом оживленной театральной улицы. Наконец она прошептала:
— Я не этого вопроса ждала от тебя.
В тусклом свете лампы он видел только ее тонкий профиль.
— Но это важное для тебя решение, не так ли?
Она хотела отодвинуться, но он удержал ее.
— Я не знаю, с чего начать…
Значит, она ответит отказом. Он отдернул руку и резко выпрямился. Внезапно его охватила паника. Она откажет, на поддержку ее семьи рассчитывать не приходится: у Стонтонов его, мягко говоря, не любят, театр тоже уже в прошлом. Она больше не нуждается в Фергюсоне и не зависит от него. И даже если окажется, что Мадлен беременна, она может сделать вид, что между ними ничего не было. Его мысли стремительно уносились в мрачную бездну, однако рычагов влияния на нее он больше не имел. Мадлен погладила его по щеке, и ее голос вернул его к реальности.
— Почему ты предложил мадам Легран деньги? — спросила она.
Вопрос застал его врасплох. Он совершенно забыл о Легран, ожидая, что Мадлен начнет разговор о замужестве, вместо того чтобы выяснять подробности их сделки.
— Я просто объяснил ей, что если она откроет твое имя, то может потерять все. Я мог закрыть театр или, наоборот, отремонтировать его — несложный, в сущности, выбор.
— Разве ты можешь закрыть театр?
— Могу. Поскольку он стоит на моей земле, — Фергюсон решил рассказать все как есть. — В первый вечер я появился там, поскольку управляющий предложил повысить арендную плату, и мне стало любопытно, почему вдруг театр стал таким популярным.
Казалось, Мадлен лишилась дара речи. Наверное, снова решила, что он деспот и тиран. Но, прежде чем он придумал какое-либо оправдание, она сказала:
— Значит, ты мог просто приказать мадам Легран отпустить меня?
Он осторожно кивнул.
— Когда ты сказала, что мадам шантажом вынуждает тебя оставаться на сцене, эта мысль первой пришла мне в голову, но потом я понял, что ты сама не хочешь уходить из театра, поэтому не стал ничего предпринимать.
Конечно, у него были очевидные причины не вмешиваться, но Мадлен посмотрела не него так, будто он только что осыпал ее бриллиантами.
— Знаешь, что мне запомнилось больше всего? — спросила она.
— Толпа поклонников? — предположил он.
Разговор принимал неожиданный поворот.
— Нет. То, как ты аплодировал моему последнему поклону. В тот миг я, как никогда, была уверена в своем решении.
— Который из моих поступков вселил в тебя такую уверенность?
Нерешительная Мадлен вдруг заговорила об уверенности, надо же! Фергюсон решил взять на вооружение прием, который заставил ее так преобразиться. Возможно, в деле завоевания ее сердца ему следует чаще к нему прибегать.
— Ты пришел ради меня, поддерживал меня во всем. Другой на твоем месте или сбежал бы, или, что еще хуже, погубил бы меня.
— Но ведь со мной ты лишилась невинности! — заметил он.
Она улыбнулась.
— Да, но мне понравилось.
Ее улыбка заронила в его душу искру надежды.
— Но ты всегда будешь скучать по театру. Ведь так?
Мадлен посмотрела на букет, лежащий у нее на коленях.