Занавес опустился и зал взорвался аплодисментами. Фергюсон не мог не присоединиться к овациям. Мадам Герье определенно обладала талантом, достойным восхищения. В его намерения не входило оставаться в Лондоне надолго, во всяком случае, он не планировал обзаводиться любовницей, но, случись его планам измениться, он будет искать женщину, похожую на нее. Умную и смелую — этими же чертами обладала и леди Мадлен, — но соблазнить актрису безопаснее, чем заводить отношения со старой девой. Если актриса столь же красива в платье, как и в бриджах, то, заманив ее в постель, он сделает свое пребывание в Лондоне более чем приятным.
Мадам Герье вышла на поклон. Словно выжженная земля влагу, она впитывала аплодисменты и не могла ими насытиться. Ему хотелось поймать ее взгляд, но она смотрела поверх голов, смаргивая невольные слезы счастья. Их глаза так и не встретились. Бросив в зал прощальный взгляд, она скрылась за кулисами. Но аплодисменты не стихали. Актриса исчезла так стремительно, словно бежала от чего-то постыдного. Необычное поведение для блестящей лицедейки!
Приятели встали. Никто не мог пожаловаться на выбор Фергюсона, но все торопились к игорному столу. Фергюсон взял трость и попросил друзей не ждать его:
— Думаю, в клубе вы без труда найдете четвертого партнера.
Маршам рассмеялся:
— Приглянулась мадемуазель, а?
Фергюсон дерзко и самоуверенно улыбнулся. Ему пожелали удачной охоты и, наконец, оставили одного. Он почувствовал облегчение. Всего один вечер в этой компании, и он уже сомневался, сможет ли благополучно скоротать время до замужества сестер. Если сестры не соизволят общаться с ним, ему либо придется искать общества проходимцев вроде Маршама, либо же воспользоваться привилегиями своего нового положения. Он помнил, как быстро изменилось в свете отношение к отцу, когда тот унаследовал титул.
Или он мог завести любовницу — нежную, согласную на все женщину, которая будет ублажать его, не пресмыкаясь в то же время перед титулом. Но ему хотелось не только плотских утех. Ему нужна была подруга и собеседница.
Фергюсон подумал, что мадам Герье — женщина, вполне подходящая на эту роль.
Глава 3
Спектакль закончился, но Мадлен все еще ощущала себя Гамлетом — безумным, больным принцем. Она грациозно кланялась, наслаждаясь громом аплодисментов, восторженными возгласами и слепящим светом софитов. Театр был полон упоительных звуков, которые, словно море, подхватили Мадлен и качали на волнах счастья, заполняя пустоту в душе.
Если бы об этом узнала тетя Августа, то сочла бы себя смертельно оскорбленной, Мадлен не могла бы рассчитывать на прощение. Выступать перед чернью — что может быть позорнее? Но сегодня Мадлен сильнее огорчало другое: это был последний ее спектакль. Пора было уходить со сцены, но она еще какое-то время упивалась происходящим. Выкрики зрителей, аплодисменты, даже запах разгоряченных тел, который не маскировался дорогими духами, — все пьянило и заставляло ее сердце трепетать. Она отлично понимала, почему девушки из низших сословий поддаются искушению сцены.
Мадлен помахала зрителям рукой. Из-за кулис ее знаками поторапливали рабочие, которым нужно было сменить декорации для пантомимы. Она отыскала горничную, которая ее постоянно сопровождала в театральных приключениях, и только тогда позволила себе расстаться с образом.
— Жозефина! — обняв ее, Мадлен закружилась на месте. — Ты когда-нибудь слышала такие овации?
Жозефина со вздохом погладила Мадлен по голове. Ей было чуть за пятьдесят, она была одного возраста с тетей Августой, но ее темные волосы выбелила седина, а некогда стройная фигура изрядно расплылась, в чем она винила английских поваров. Вместе с мужем Пьером она уговорила родителей Мадлен отправить ее в Англию и, когда той едва исполнилось девять, отвезла ее к Августе. А ее родители, оставшись во Франции, отправились в Париж — на верную смерть. Жозефина не одобряла бунтарства Мадлен, но не собиралась ей перечить.
— Надеюсь, за две недели твоя страсть к театру поутихла, и я наконец смогу спать спокойно.
Мадлен посторонилась, пропуская цыганскую повозку, которую рабочие катили на сцену.
— Я больше никогда даже не вспомню о театре. Я ведь пообещала. Снова стану унылой старой девой, а ты сожжешь эти бриджи, как и хотела.
Мадлен говорила весело и непринужденно, но заметила, что Жозефина внимательно смотрит на нее: значит, ее тон был недостаточно убедительным. Две недели свободы только разожгли аппетит Мадлен. Особенно теперь, когда ей определили роль дуэньи и не было перспектив выйти замуж, будущее без театра казалось мрачным и ужасно скучным. Но нарушать данное слово она не собиралась. Сказываясь больной, она убегала в театр, но с открытием сезона продолжать в этом же духе было невозможно. Сегодня закончилась ее актерская карьера. Неважно, что она чувствовала и чего хотела.