Но я не могу позволить этому больше ослаблять меня.
Одежда, в которой я был на вечеринке, давно исчезла, ее заменили спортивные штаны, которые я позаимствовал. У меня почти ничего не осталось из моих вещей, но, возвращаясь к кровати, я замечаю четки, которые были у меня в кармане и лежали свернутыми на приставном столике, вероятно, спасенные Джианой.
Я беру потертые черные бусины, перекатываю их между пальцами. Я знаю схему наизусть, слова, не задумываясь о них. Они — часть меня, жизнь, которую я пытался прожить, мужчина, которым я пытался быть, жертвы, на которые я пошел, чтобы стать кем-то другим, а не тем, кем я должен был быть. Я занял место Арта, но в некотором смысле это было мое собственное спасение.
От этого больше не убежишь.
Я сжимаю бусы в руке, прижимая кулак к груди, закрываю глаза и думаю о Саше.
— Где бы ты ни была, — бормочу я, слова, которые сами по себе являются молитвой и обещанием, — я найду тебя. Чего бы это ни стоило, сколько бы времени это ни заняло, я найду тебя. Я найду тебя и верну домой, и я никогда, никогда больше не покину тебя.
Я шепчу эти слова снова и снова, как литанию, мое сердце колотится под моим кулаком.
— Я подвел тебя. Я потерял тебя. И я сделаю все правильно. Несмотря ни на что.
Я вижу ее в своем воображении ясно, как день, ее мягкие рыжевато-светлые волосы и изящное личико, ее сверкающие глаза, заразительную радость, которую она сохраняла, несмотря на то, как сильно мир пытался ее украсть. Мысль о том, что она, наконец, сломается, что она потеряет это, о том, что мой гребаный брат, Эдо, и Обеленский, и все мужчины, подобные ему, наконец-то превратили ее в оболочку ее прежнего "я", делает меня убийцей так, как я не чувствовал себя со времен Алексея. Тогда я думал, что это слабость. Насилие, которое я чувствовал, потребность резать, крушить и обескровить его, жажда мести, которая была сильнее даже того, что я чувствовал, когда нажал на курок в том залитом неоном переулке и оставил убийцу моего брата истекать кровью на земле. Но то же самое насилие, та же самая потребность, вот что приведет меня в Москву и обратно, если понадобится, чтобы спасти женщину, которую я безумно люблю. Женщину, которой я не заслуживаю. Так мне и надо, если на этот раз именно она уйдет от меня, после того как все будет сказано и сделано. Если она сделает такой выбор, я не буду ее останавливать.
Все, что я могу сделать, это сдержать эту последнюю клятву, в последний раз.
Я найду тебя любовь моя.
8
САША
Я не знаю, как я спала. Кажется невозможным, что мне это вообще удалось несмотря на то, что я была совершенно измотана. Когда я просыпаюсь рано на рассвете, мои руки немеют, плечи и локти болят из-за того, что запястья скручены за спиной. Мои губы натерты из-за кляпа, а челюсть сведена судорогой. Хотя я отчетливо помню другие случаи, когда я была такой несчастной, сейчас мне кажется, что это худшее, что я когда-либо испытывала.
Я знаю, что Арт вернется. Я знаю, что в какой-то момент моя судьба будет решена. Как бы все ни обернулось, конец не будет хорошим. Я просыпаюсь со странным чувством спокойствия по этому поводу, и хотя я знаю, что это может продлиться недолго, даже просто отсутствие страха на некоторое время кажется облегчением.
Все эти годы я так и не узнала, кем я была на самом деле. Конечно, я ничего не помню о своей матери, и мое сердце болит от осознания того, что теперь она мертва. Лучшее предположение, которое пришли в голову Максу и Виктору, было то, что она бросила меня, чтобы попытаться защитить от моего отца, зная, что он придет за ней, если она не вернется без ребенка. Больно думать, что она сделала все это только для того, чтобы в конце концов все провалилось. Я думаю о годах, которые я провела в детском доме в России, переходя из приемной семьи в приемную семью, думая, что оба моих родителя мертвы, хотя на самом деле они были всего в нескольких милях от меня.
Моя мать дала мне мое имя? Она назвала меня Сашей, когда передавала меня из рук в руки, или кто-то другой дал это имя безымянному ребенку? Я пытаюсь представить, чем она могла заниматься все эти годы в своем доме в Москве, и мне интересно, думала ли она когда-нибудь обо мне. Интересно, были ли у нее другие дети, есть ли у меня сводные братья или сестры, о которых я не знаю и теперь, вероятно, никогда не узнаю.
Интересно, возлагала ли она на меня надежды, представляла ли она себе жизнь, в которой я была бы счастлива и где-нибудь далеко от мира, от которого она пыталась меня спасти. Кажется, что так много людей всю мою жизнь пытались спасти меня только для того, чтобы я снова обрекла себя на ту же участь.