Мой клитор пульсирует, набухает и жаждет. Когда он, наконец, проводит по нему языком, я вскрикиваю, все мое тело содрогается от этого ощущения. Его руки раздвигают мои бедра, раздвигая меня, раскрывая для него, как цветок, и я с радостью позволяю им распуститься.
Я разваливаюсь на части, растворяюсь, таю под его прикосновениями и языком. Его губы обхватывают мой клитор, посасывая, его язык порхает по клитору, его пальцы проникают в меня. Я опустошена, сжимаюсь вокруг него, желая большего. Я хочу его член, я хотела бы, чтобы у него был какой-нибудь способ трахать и лизать меня одновременно. Я хочу его всего, абсолютно, и мои бедра опускаются на его пальцы, когда он проводит языком по моему клитору, подталкивая меня так близко к краю, что я цепляюсь за него, почти боясь переступить через край. Я знаю, насколько интенсивным это будет, как приятно это ощущать, как только он может заставить меня кончить, и я жажду этого так же сильно, как и боюсь.
Это не мешает мне умолять об этом.
— Пожалуйста, Макс… — я выкрикиваю его имя, прижимаясь к его лицу. — Пожалуйста, заставь меня кончить, пожалуйста, пожалуйста, мне это нужно…
Он засовывает пальцы глубже, загибая их, порхая языком по моему пульсирующему клитору, и на волне сокрушительного удовольствия я…
Я рывком просыпаюсь на жесткой койке, дрожа и до глубины души тоскуя по Максу. Тепло сна все еще остается на моей коже, заставляя меня раскраснеться на холодном воздухе, и я чувствую, какая я мокрая. Я сжимаю бедра вместе, отчаянно надеясь, что не вскрикнула и не застонала во сне, и обхватываю себя руками, медленно садясь, борясь со слезами.
Я хочу вернуться в свой сон. Я хочу вернуться к Максу, разложиться вся на его столе для его удовольствия и моего, погрузиться в то, что мне никогда не принадлежало, чтобы хранить. Это похоже на то, что случилось с кем-то другим, таким далеким, что я не могу вспомнить, каково это было, чтобы это было реально. У меня никогда этого больше не будет, умру я здесь или нет. Макс мертв, и реальность этого снова поражает меня, как удар под дых, когда я крепче обхватываю руками живот, содрогаясь от переполняющих меня эмоций.
Я должна была умереть сегодня. Я до сих пор не до конца смирилась с тем фактом, что я этого не сделала. Что часы моего существования сейчас остановлены, застряли и ждут, когда Обеленский закончит то, что он начал.
Мертвая женщина еще ходит или, в моем случае, сидит.
Пузырь истерического смеха срывается с моих губ. Когда я вглядываюсь в тусклый желтый свет за моей камерой, и внезапно осознаю, что там стоит силуэт. Я отскакиваю назад, мое сердце бешено колотится, когда я забираюсь обратно на койку. В этот момент фигура выходит на свет, ближе к решетке, и я с холодным ужасом понимаю, что это та же самая женщина, которая ворвалась в комнату сегодня утром.
Я почти уверена, что это она. В тот момент я не смогла составить о ней большего, чем просто впечатление, как бы сильно я ни была напугана. И все же я узнаю ее нежное личико в форме сердечка, медово-светлые волосы, каскадом обрамляющие его, голубые глаза и розовый рот в форме бантика. Она изысканно красива, кукла в человеческом обличье, стройная и совершенная во всех отношениях, одета в узкие черные брюки-сигаретки и шелковую блузку с золотыми пуговицами и рукавами, закатанными до локтей. В ушах у нее сверкают бриллиантовые запонки в тон солитеру, свисающему с выреза блузки, на ногах черные туфли на острых каблуках, острых и высоких.
Никто никогда не выглядел так, словно ему здесь самое место. Она молча рассматривает меня по другую сторону решетки, ее ледяные голубые глаза пристально смотрят на мое лицо, и я внезапно чувствую себя явно неуютно, как будто она видит во мне что-то, о чем даже я не подозревала.
— Как долго ты там стоишь? — Выпаливаю я, впиваясь пальцами в бока.
— Достаточно долго. — Голос женщины с сильным акцентом, музыкальный, но со слабой хрипотцой, как будто она курит сигареты, когда выпивает. — Кто тебе снился? Любовник, я полагаю, судя по румянцу на твоих щеках.
Я чувствую, что краснею еще сильнее, горячий румянец, который прилип ко мне после того, как сон стал глубже.
— Кто ты такая? — Требую я, моя склонность к вежливости полностью уничтожена ситуацией, в которой я нахожусь. — Что ты здесь делаешь, смотришь, как я сплю?