Позже, когда она лежит, уткнувшись головой в подушки, я достаю из-под простыней коробочку с кольцом. Медленно я вытаскиваю кольцо и надеваю его на ее безымянный палец левой руки. Оно идеально сидит, сверкая на ее руке, и я чувствую, как сжимается мое сердце, когда я представляю, как она просыпается и видит его там, символ клятвы, которую я планирую хранить до конца своей жизни.
Пока я сижу тут и смотрю, как она спит, я чуть не выпрыгиваю из собственной кожи, когда слышу жужжание с другого конца комнаты. Я быстро натягиваю халат обратно и направляюсь за своим телефоном. На нем незнакомый номер, и я колеблюсь, но он поступает из Нью-Йорка. У меня нет номера Виктора в этом телефоне, напоминаю я себе, и, прежде чем я смогу дольше колебаться, я отвечаю на звонок.
— Алло?
— Макс? — Голос знакомый, но я не могу его точно вспомнить и чувствую, что напрягаюсь.
— Кто это? — Я понижаю голос, отходя на другой конец комнаты, чтобы не разбудить Сашу.
— Это отец Донахью.
Странное предчувствие наполняет меня, хотя я понятия не имею, зачем он мог звонить.
— Что-нибудь случилось с семьей Виктора? — Даже когда я спрашиваю об этом, я знаю, что это не имеет смысла, Левин позвонил бы мне, если бы это было так.
— Я звоню из-за Виктора, но нет. Все в порядке. — Отец Донахью делает паузу. — Некоторое время назад ты попросил Виктора кое-что обсудить со мной. Ты помнишь?
О Боже. Я действительно помню, и в это мгновение я понимаю, зачем он звонит. Я хватаюсь за край окна, чувствуя, как мое сердце переворачивается в груди.
— Я помню, — говорю я хрипло.
— У нас с Виктором была возможность обсудить этот вопрос. Сначала я сказал ему, что это совершенно невозможно, но он был очень… увлечен тобой. Он ясно дал понять, что ты оказал ему огромную услугу, защитив Сашу, и что он чувствовал огромное бремя вины за то, что не смог защитить тебя и ее так хорошо, как ему хотелось бы. Он долго говорил со мной о прощении грехов, и что ж… — отец Донахью усмехается. — Он мог бы сам стать настоящим мужчиной, если бы не…некоторые вещи.
У меня такое ощущение, что в горле что-то сжалось. Я не могу говорить. Я знаю, что собирается сказать пожилой священник, и в течение многих лет это то, что я бы все отдал, чтобы услышать.
— Ты предлагаешь то, о чем я думаю? — Наконец говорю я хрипло, когда снова могу заставить свое горло работать. — Неужели это…
— Приглашение обратно в сан священника? ДА. Отпущение грехов за твои прошлые поступки? ДА. Я был… убежден. — Отец Донахью делает паузу. — По возвращению сюда, в Нью-Йорк, ты будешь служить в этом приходе. Это обеспечит тебе безопасность, и ты вернешь свою жизнь, ту, которая была украдена у тебя семейным долгом.
— А Саша?
Отец Донахью на мгновение замолкает.
— Она останется в Бостоне, в обозримом будущем, вне пределов досягаемости и видимости, и больше не будет представлять для тебя соблазна. Конечно, чтобы вас сейчас не связывало должно быть расторгнуто. Ты вернешься к своей прежней жизни и своим старым клятвам, и ты сможешь стереть время, прошедшее между ними.
С того момента, как он начал говорить, я знал, каким будет мой ответ. Но последнее предложение подтверждает мои чувства, и мой первый инстинкт был правильным. Ничто и никогда не заставит меня захотеть перечеркнуть время, проведенное с Сашей. И даже это не могло заставить меня отказаться от нее.
— Мне жаль, отец, — тихо говорю я. — Я знаю, что Виктор приложил немало усилий, чтобы защитить мое дело, и я благодарен. Я знаю, что вы совершили прыжок, согласившись, и я благодарен и за это. Но все изменилось, и возвращение к священству, это уже не то, чего я желаю. — Я делаю глубокий, медленный вдох. — Все, чего я желаю, находится прямо здесь.
Наступает долгая минута молчания.
— Подумай об этом, Макс, — говорит он наконец. — Не принимай поспешных решений. Предложение все еще будет здесь завтра, если ты поразмыслишь над ним и передумаешь. — Еще одна пауза. — Я надеюсь, что ты это сделаешь.
Я слышу шорох позади себя в кровати, медленно поворачиваюсь, вешая трубку, и вижу Сашу, которая полусидит и обеспокоенно смотрит на меня.
— Кто это был? — тихо спрашивает она, и мое сердце сжимается в груди.
— Это был отец Донахью, — честно говорю я ей, и, увидев, как вытянулось ее лицо, я понимаю, что она поняла это даже быстрее, чем я. — Он предложил мне вернуться на мое старое место. Вернуться к моей жизни священника.
30
САША
