— Кто-то должен был сделать это. Больше никто не вызвался, а у меня есть некоторый опыт в области психологии, — когда Мэгги посмотрела на него понимающим взглядом, он поднял руки в знак капитуляции. — Хорошо, я признаю это. Меня безнадежно влечет к ней. Так было всегда.
Мэгги улыбнулась.
— Я всегда знала, что между вами что-то есть. Но почему ты говоришь, что это безнадежно?
Он взял банку пива из холодильника и открыл крышку.
— Сначала я не мог связываться с ней, потому что был ее охранником, и, честно говоря, я просто подумал, что она играет со мной, потому что ей скучно.
Мэгги кивнула.
— Ей было скучно, но я думаю, что ты ей действительно нравился.
— Я только недавно узнал об этом, — он вспомнил их поцелуй, и как она отдалась страсти. А потом он вспомнил годы, которые потратил впустую, когда мог бы разыскать ее. Внутренне застонав, он выпил немного пива.
— Теперь все не так безнадежно, — сказала Мэгги.
Он сел за стол напротив нее.
— Я ее поручитель по управлению гневом, так что мне не положено заводить с ней романтические отношения. И я снова ее охранник. Технически, она запрещена.
— Технически?
Он пожал плечами и выпил больше пива.
— Я не очень техничный человек.
Губы Мэгги дрогнули.
— Человек действия, да? Это может быть именно тем, что нужно Ванде.
Он поставил на пиво на стол.
— Она избегает меня. Я думаю, она… боится.
— А, — Мэгги провела пальцем по краю чашки. — Она всегда очень осторожно относилась к новым отношениям. Она знала меня больше десяти лет, прежде чем призналась, что мы друзья. Но как только она признает тебя другом, она будет бороться, как тигр, защищая тебя. Знаешь, один раз она угрожала моему мужу, если он будет плохо относиться ко мне?
Фил улыбнулся.
— Это на нее похоже. В декабре прошлого года она также пыталась защитить Йена.
Мэгги кивнула.
— Однажды она сказала мне, что Йен очень похож на ее младшего брата. Но когда я спросила о ее семье, она отказалась говорить о них.
— Ты знаешь, что случилось?
— Нет, не совсем. Когда она впервые появилась в гареме, она была как… раненое животное. Она не хотела ни с кем разговаривать. Не хотела смотреть на наши лица. Это было так грустно.
Мэгги замолчала, нахмурившись при воспоминании об этом.
— Расскажи мне больше, — мягко сказал Фил.
— Я боялась, что она умрет с голоду. Бывали ночи, когда она отказывалась выходить за… едой, — Мэгги бросила на него извиняющийся взгляд. — Это было до того, как изобрели синтетическую кровь.
— Я понимаю. И Ванда отказывалась от охоты? Разве это не было болезненно для нее?
— О, да. Что-то ужасное. Я умоляла ее пойти со мной на охоту. Даже когда она это делала, она брала столько крови, только чтобы остаться в живых. У меня всегда было ужасное чувство, будто она наказывала себя.
— Почему она заставляла себя страдать?
— Я спрашивала ее, но она никогда не говорила, — Мэгги допила Шоко-блад, затем отнесла посуду в раковину, чтобы ополоснуть их. — Она напоминала мне воробья со сломанными крыльями. Вся коричневая и растрепанная. Она носила старое коричневое платье, и ее волосы тоже были коричневые. Прекрасный коричневый, с темно-красными прожилками, но она всегда убирала их в пучок. Казалось, что она хочет залезть в какю-нибудь дыру и никогда больше не вылезать.
Фил сидел молча. Это была не та Ванда, которую он знал. Насколько он мог рассудить, что она страдала от посттравматического стресса и депрессии. Возможно, она все еще страдает от последствий. В конце концов, она перешла из одной крайности в другую, от запуганного коричневого воробья к дикой кошке с фиолетовыми волосами, склонной к вспышкам ярости. Реальная Ванда — та, которой она боялась быть — находится где-то посередине.
Он прикончил свое пиво.
— Она никогда никому не доверяла?
— Нет, — Мэгги поставила свою чашку и блюдце в посудомоечную машину. — Свой первый год в гареме она вообще почти не говорила. Джордж, тогдашний Мастер Ковен, давал нам небольшое ежемесячное пособие. Кора Ли, Памела и я ходили по магазинам или в кино. Ванда тратила свои деньги на художественные принадлежности.
Фил удивленно откинулся на спинку стула.
— Художественные принадлежности?
— Да. Она рисовала. Каждую ночь. Всю ночь, — поморщилась Мэгги. — Жуткие картины. Повсюду красная краска. Кровь, трупы, свастика, колючая проволока, волки…
— Волки?
— Да, — Мэгги содрогнулся. — Она рисовала их с такими огромными, ужасными зубами.
Он с трудом сглотнул. Какое, к черту, отношение имеют волки к войне? Или к Ванде?