Ее дыхание коснулось его щеки.
— Будь ты проклят, — она повысила голос. — Я в порядке. Можешь отпустить.
Он откинулся назад.
— Не будешь больше бросать стулья?
— Только если ты будешь сидеть на нем.
Он отпустил ее.
— Я знаю, что ты расстроена, но мы на самом деле просто хотим помочь тебе.
Она отошла от него, потирая запястья.
— Вы называете это помощью? Вы двое ополчились против меня? Я ненавижу это терапевтическое дерьмо. Вы хотите изучить все мои старые раны и давить на них, пока они не начнут кровоточить. В чем смысл? От этого они не пропадут.
— Если не обращать на них внимания, они тоже не пропадут.
— Я же сказала тебе оставить мое прошлое в покое, — она сердито посмотрела на него. — Я доверяла тебе.
— Злоупотребление доверием, — пробормотал отец Эндрю, вынимая из портфеля какие-то бумаги и кладя их на стол переговоров. — Думаю, что это было бы хорошим началом, — он взглянул на Ванду. — Я прошу прощения за… необычное расписание нашей первой встречи, но мы боялись, что в противном случае ты откажешься от участия.
— Вы чертовски правы, — проворчала Ванда. — Я не нуждаюсь в управлении гневом.
Священник посмотрел на потрескавшейся гипсокартон, в который врезался стул.
— Я не согласен. Пожалуйста, присаживайся.
Он сел и надел очки.
Ванда подошла к концу стола, но садиться не стала. Фил чувствовал исходящее от нее напряжение. Она былапохожа на дикую кошку, рыщущую в запертой клетке.
Отец Эндрю сделал пометку на верхнем листе стопки бумаги.
— Я заметил, что ты назвала Фила предателем.
Она сердито посмотрела на Фила.
— Да.
— После просмотра твоего интервью я могу понять, почему предательство стало для тебя деликатной темой, — продолжил священник. — Ты думаешь, что твоя сестра Марта предала тебя?
— Я ничего о ней не думаю, — Ванда подошла к телевизору и выключила его. — Она мертва для меня, как и остальные члены моей семьи.
— Она обратила тебя в вампира, — сказал Фил.
— Нет! — Ванда резко повернулась к нему. — Сигизмунд обратил меня. Марта просто укусила меня и пила из меня, пока я не стала слишком слаба, чтобы бороться с нее. Потом она представила меня своему новому другу в качестве ужина.
— Ты определенно затаила на нее обиду, — заметил отец Эндрю.
— С чего бы? — Ванда вынула DVD-диск из проигрывателя. — Марта ничего не делала. Она просто стояла и смотрела, как ее друг обращал меня, а наша младшая сестра умирала в соседней пещере. Она ничего не сделала!
— По-моему, это предательство, — сказал Фил.
— Я не хочу говорить об этом! — Ванда сломала диск напополам и бросила осколки в Фила. — Оставь меня в покое.
Он уклонился от летящих осколков.
— Нет.
Он подошел к ней.
Она зарычала и потянулась за другим стулом. Он схватил ее руку, удерживая внизу, и пока они оба наклонялись вперед, он играл с ней в гляделки. Она приподняла бровь и отказалась отступать.
Священник откашлялся.
— Мне очень жаль, дитя мое, что ты потеряла всех членов своей семьи. Ты не знаешь, жива ли еще Марта? Или не-жива, я бы сказал.
Ванда отпустила стул и отвернулась от Фила.
— Даже не знаю. Какая разница?
— Она может быть твоим единственным выжившим членом семьи, — продолжил священник. — Я думаю, ты должна найти ее.
— Ни за что.
Отец Эндрю щелкнул ручкой и сделал пометку на одной из своих бумаг.
— У меня есть близкий друг в Польше. Священник, который учился со мной в семинарии много лет назад. Я попрошу его проверить местонахождение твоей сестры.
— Я не хочу ее видеть!
Священник строго посмотрел на Ванду поверх своих очков.
— У меня есть для тебя задание. Я хочу, чтобы ты всерьез подумала о том, чтобы простить свою сестру.
— Что? — Ванда посмотрела на священника так, будто у него внезапно выросла вторая голова.
— Сколько лет было Марте, когда вы бежали в горы? — спросил Фил.
Ванда стиснула зубы.
— Пятнадцать, но…
— Она была ребенком, — сказал отец Эндрю.
— И Сигизмунд, вероятно, контролировал ее, — добавил Фил.
— Мне все равно! — крикнула Ванда. — Она позволила Фриде умереть! Я не прощу ее. Я не могу.
Отец Эндрю снял очки.
— Прощение не означает, что ты оправдываешь ее действия. Ты не должна прощать ее ради нее самой. Ты сделаешь это для себя, чтобы отпустить всю боль и начать жить заново.
— Почему я должна жить, когда они все мертвы? Все, кого я любила, мертвы! Дальше вы скажете, чтобы я простила чертовых нацистов, — Ванда подбежала к двери и распахнула ее. — Оставьте меня в покое, черт возьми! — она побежала по коридору.