Он опустился к моему лицу, облизывая и покусывая мои губы, а потом трахнул языком мой рот.
Мы пролежали так несколько минут. В комнате стояла тишина, за исключением нашего тяжелого дыхания и шума дождя за открытыми дверями.
— Секунду, — произнес он, скатываясь с кровати и исчезая в ванной. Я слышала, как течет вода, и Уоттс вернулся с теплым влажным полотенцем.
— Слишком горячо? — спросил он, коснувшись моего бедра.
— Потрясающее ощущение.
Он мягко обтер меня влажным полотенцем, потом принес другое, чтобы вытереть насухо.
Он лег на кровать, и я повернулась к нему. Положив руку и голову ему на грудь, я смотрела в лицо мужчины, так неожиданно появившегося в моей жизни и который, я знала уже в тот момент, изменил ее навсегда.
Я чувствовала, как одинокая слеза образуется в уголке левого глаза, когда понимание этого достигло моего мозга. Я моргнула. Слеза скатилась по щеке. Я видела, как взгляд Уоттса метнулся к ней. Он наклонился к моему лицу и убрал слезинку поцелуем.
Несколько дней назад, я думала, что уверена в своей любви к нему, но, когда мы лежали на его кровати, я поняла, что несколько дней назад даже не представляла себе, что такое любовь.
Но теперь осознала все, потому что это было чувство, которого я не испытывала ранее и знала, что это должна быть любовь.
Я чувствовала блаженство, безопасность, уверенность, чувствовала себя доверчивой и красивой. Чувствовала, что часть меня только что вернулась, чтобы сделать меня цельной, хотя я даже не знала, что была неполноценной.
И именно Уоттс привнес все эти чувства в мою жизнь. Равной долей целостности было то, что я схватила то, что было передо мной. Я не пряталась от него. Я, по сути, побежала к нему.
Я выпустила себя из эмоциональной тюрьмы из-за этого уникального, умного, интригующего, дико сексуального мужчины.
Теперь, зная его историю, я была сильнее. Впервые в жизни я узнала кого-то, кто может разделять идею о том, что не познаешь сладости, если не знаешь горечи. И впервые в жизни в этом была надежда.
Забегая вперед, я знала, что будущее будет нелегким. Оно будет пугать и гнуть меня, но, благодаря любви, меня ничто не сломает.
Глава 12
Уоттс
Кэтрин осталась с пятничного вечера до утра воскресенья. В субботу мы заказали обед, позже вечером готовил я, и мы едва ли спали — остаток времени был потрачен на секс. Поздним вечером в пятницу мы заключили сделку не говорить ни о чем серьезном. Выходные должны были стать легкими и ленивыми, так и вышло.
Субботним утром, после того, как мы забрали ее машину с места, на котором она ее накануне оставила у моего книжного магазина, я приготовил завтрак: яичница с луком и перцем, а на десерт — маленькие банановые блинчики со сметаной.
Когда мы ели, я спросил о ее любимой книге.
— У меня такой нет.
— Конечно, есть. Люди всегда так говорят. Просто не хотят признаваться, какая именно.
Она положила в рот полную вилку яичницы и указала на свои губы.
— Хорошая попытка, — отозвался я. — Но так легко ты не соскочишь с крючка. Тяни время сколько хочешь. Я вытяну это из тебя.
Я встал, чтобы принести нам еще апельсинового сока и кофе.
Вернувшись к столу, предложил:
— Скажи прямо.
— Невероятный завтрак. — Она подняла вилку ко рту, закрывая глаза, и с насмешкой заурчала. — Такой вкусный, — добавила с полным ртом.
— Лесть не даст тебе отсрочки. Все, что ты делаешь, знаешь ли, разжигает во мне любопытство. Это чудо, что мы раньше об этом не говорили.
Она подняла голову.
— Нет?
— Не-а. Я уверен, что запомнил бы.
Она помолчала немного, потом произнесла:
— У меня в самом деле нет любимой.
Я съел кусочек блинчика, убедившись, что схватил добротный кусок банана, жевал и смотрел прямо на нее.
Она поднесла салфетку, чтобы вытереть губы, и продолжила:
— О, ладно. Если мне нужно выбрать, тогда это могла бы быть... «Кошачьи глаза» Маргарет Атвуд.
На мгновение повисла тишина.
— Ты ее не читал, — сказала она.
Я покачал головой.
Кэтрин улыбнулась.
— О, наконец-то я поставила тебя в тупик.
— Не надо себя недооценивать. Ты ставила меня в тупик много раз. А теперь расскажи, почему эта книга твоя любимая.
Она сказала, что этот роман научил ее многому о принятии, отверженности и унижении...
— Я не говорю, что это было словно читать о себе, — сказала она. — Но очень в тему, понимаешь?
Я кивнул.
— Некоторые из ее книг мне тоже нравятся, — продолжила Кэтрин. — Но иногда они слегка перегружены темой феминизма. Однако, должна сказать, что это моя любимая книга, а она — любимый автор. Твоя очередь.