— Назар! — на плечо ложится чья-та рука. Я резко открываю глаза и, не мигая, смотрю на посетителя. Это мать. Выглядит встревоженной.
Аккуратно кладу руку Миры ей на живот, поверх одеяла, поворачиваясь всем корпусом к матери. Она берет другой стул, садится напротив и внимательно на меня смотрит. Под ее понимающим и сочувствующим взглядом сразу чувствую себя маленьким мальчиком.
Будь бы мне лет так десять, уткнулся бы в ее живот и порыдал, выплеснув все сдерживаемые эмоции через слезы. Сейчас мне не солидно рыдать, спрятав лицо в материнских коленях, поэтому я просто опускаю глаза на свои руки и начинаю ковырять кутикулу на ногтях. Невроз, одним словом.
— Как Мира? — тихо спрашивает мама. Я тяжело вздыхаю. Мой вздох красноречивее всех слов. — Я поговорила с нашим семейным врачом, ничего страшного с ней не произошло.
Вскидываю голову, недоверчиво смотрю на мать. Мне никто ничего не говорил. А зря. Я же накрутил себя по самое не хочу.
— Она физически и морально истощена. К счастью, к следующему концерту восстановится, иначе это был бы караул, — мама усмехается. — Две примы и обе в больнице.
Мы молчим. Я даже не знаю, о чем сейчас говорить, как объяснить свое поведение и рассказать о Мире. Знаю, мама не станет осуждать, но и не одобрит эти отношения.
— Ты ее любишь?
Вопрос как пуля на вылет. Я даже себя чувствую именно так, словно получил огнестрельное ранение. Внутри все онемело.
— Что?
Мама опять усмехается, качает головой и берет мою руку. Сжимает ее и хранит молчание, пока ее вопрос пытается прижиться в моей голове. Каждое слово дергает за нервное окончание.
Люблю? Никогда не думал об этом. Знаю, что сама Мира любит. Тут даже сомневаться не стоит. Мне лишь хватает взглянуть ее в глаза, наполненные обожанием. Что касается меня, всегда придерживался своего принципа по повод девушек: есть мурашки, нет мурашек. Они могут возникнуть не с первого взгляда, даже с не первой близости. Но они должны быть.
С Кариной были. Пусть недолго, больше походило на судорогу, но она цепляла.
С Дарией никаких мурашек нет. И чем чаще с ней вижу, тем отчетливее понимаю, что с этой девушкой мне ровно.
С Мирой торкает. Сначала при первой встрече и начала наших запретных отношений было ощущение легкого замыкания. Потом разряд проходился по нервным окончаниям. Сейчас меня от нее штырит. И мне нужно все больше и больше ее взглядов, ее прикосновений, ее улыбок. Я похож на нарика, который втягивает запретные вещества все увеличивая и увеличивая дозу.
Люблю? Выходит, что люблю.
Мать понимает меня без слов. Смотрит сочувственно, видимо догадывается, какая сейчас буря у меня в душе. Она берет мою руку, сжимает ладонь.
— Если твои чувства искренне, ты должен отпустить эту девушку, пожелав ей счастья.
— Мам…
— Назар, ты сам все прекрасно понимаешь, что изменить ситуацию невозможно, Дария не согласится быть второй в твоей жизни. Да и к этой девушке, — кивает на Миру, — тоже несправедливо. Будь сильным, сынок. Я знаю, что вам с Наилем на многое приходится идти и многим жертвовать, ради нашей семьи.
Знает? Хочется расхохотаться и снять с матери розовые очки. Она даже не представляет, к какому прессингу нас с братом постоянно подвергает отец. В ее глазах он строгий родитель, для меня с Наилем он тиран чистой воды. В детстве мы не раз подвергались физическому наказанию. Сейчас руку на нас не поднимешь, а вот морально можно загнобить, запугать, шантажировать. У меня не раз возникало желание уйти из семьи с концами. И я уходил, уезжал в другой город, жил так, как считал нужным, выбирал себе людей по своему вкусу, а не по указке отца. Но Даян Булатович никогда не потерпит неповиновения. Любыми способами вернет то, что по его мнению принадлежит ему. Раз я его законный сын, значит должен быть рядом. Не получается по-хорошему договориться, значит в ход пойдут грязные методы, чтобы сломить сопротивления.
Смотрю на маму. Она никогда не узнает, что у нее есть внучка, а отец никогда не признается мне, что в курсе существования Тамары. Это его тайный козырь против меня. Если вдруг сорвусь с крючка, если вдруг пойду против него, не пожалев чувств матери, моя дочь та самая ахиллесова пята. Поэтому я должен максимально ее обезопасить ценой собственной свободы.
Прикусываю щеку изнутри, опуская глаза на руки. Мама не советует мне следовать за чувствами, знает, что это чревато. Отец не поймет, рассердится, да Разумовский не стерпит унижения по отношению к своей дочери.
— Мира хотела бы получить место в Большом, — безжизненным голосом говорю, самостоятельно начиная обрезать ниточки, которые связывают меня с Мирой.
— Я позабочусь об этом.
— Квартиру, которую я недавно на тебя купил, перепишем на Миру.
— Но…
— Это не обсуждается, мам, — решительно смотрю в ее карие глаза. — Я эту квартиру покупал для нее.
— Не слишком ли ты щедрый по отношению к ней?
— Ты так думаешь? — иронизирую, намекая на совсем неприятную для матери тему. Ее лицо искажает болезненная гримаса, но сейчас мне тоже очень больно, делая выбор, поэтому я ее не жалею.
В жизни отца есть другая женщина, мать Алана и Алины, которая так же получает от него финансовую поддержку. Она по умолчанию является второй женой, хоть и документально нигде такой брак не зарегистрирован. Когда старший Каримов уезжает из столицы в родные края, не нужно гадать куда он пойдет в первую очередь по приезду. Несмотря на то, что Алан не переваривает отца, Алина и их мать очень благосклонны к нему. Даян Булатович умеет быть милым и очаровательным, когда ему это выгодно и нужно.
— Может быть мне во всем стать похожим на отца? — беспощадно бью словами мать, так как сам дохну от безвыходности внутри себя.
— Назар! — мама сердито на меня смотрит, убирает руку с моей руки. Ее лицо ожесточается. — Прекрати!
— Тогда сделаешь все, как я скажу. Место в Большом и квартира — это первое, чем обеспечим Миру, — встаю со стула, одергиваю пиджак. Мать выглядит немного растерянной. — Я тебя отвезу домой.
Жду, когда мама поднимется со стула и двинется в сторону двери. Когда она скрывается, я поворачиваюсь к койке, подхожу впритык, наклоняюсь. Заправляю темные волосы Миры за ухо, целую в прохладный лоб, потом слегка касаются ее сухих губ.
— Я вернусь к тебе, а ты пока отдыхай, — костяшками провожу по щеке, еще раз чмокаю в губы и заставляю себя выйти из палаты. Мира под присмотром, а мне нужно решить пару важных вопросов.
Дома странная тишина. Звенящая. Затишье перед сшибающей с ног бурей. Сейчас бы затаиться, залечь на дно, переждать непогоду в укромном месте, но у меня такого шанса нет. Я прям чувствую, как над моей головой сгущаются тучи.
Мама спешно снимает верхнюю одежду и направляется в гостиную. Я иду следом и вместе с ней обнаруживаю отца, стоящего напротив окна. Он, услышав шаги, оборачивается. Я застываю, сглатываю. Даян Булатович выглядит рассерженным. Хотя это мягко сказано. Он в бешенстве. Лицо ожесточенно, губы поджаты, а в глазах сверкающие молнии, готовые в любую минуту поразить насмерть.
— Подойди ко мне! — приказывает отец, сурово на меня смотря.
Я мешкаюсь меньше секунды и послушно подхожу к нему, чтобы тут же получить болезненную, унизительную пощечину. Прикрываю глаза, урывками дышу. Отец не ограничивается одной, он ударяет меня и по другой щеке. Опускаю голову, стискиваю кулаки. Будь передо мной кто-то другой, сдачу бы получил сразу, а тут приходится терпеть это оскорбление.
— Даян! — вскрикивает мать, дергаясь ко мне.
— Стой там, где стоишь! Не смей вмешиваться! — рявкает отец, мама послушно застывает на месте, прижимая ладони к груди. Она редко бывает свидетелем того, как отец поднимает руку. Сегодня видимо папа на пределе, раз не сдерживает свой гнев и бьет на глазах свидетелей.
— Прошлый опыт тебя ничему не учит! Сам решишь проблему или помочь?