— Поцелуй меня.
Проснуться раньше Назара — это редкий случай. Обычно, когда я открываю глаза, его либо нет уже, либо он на низком старте, чтобы уйти. Сегодня проснувшись, я блаженно улыбаюсь, потому что любимый рядом, обнимает меня и крепко спит. Мне совершенно не хочется смотреть на часы, подсчитывать оставшиеся минуты счастья.
Осторожно, чтобы его не разбудить, дотрагиваюсь кончиками пальцев до щеки. Сердце трепещет, сладко сжимается. Я едва дышу. Какой же он у меня красивый… Эти черные изогнутые брови, эти высокие скулы, эта колючая щетина, эти упрямые губы и … эти бездонные карие глаза, смотрящие сейчас прямо в душу мне.
— Я тебя разбудила?
Провожу пальцем по его носу, нерешительно касаюсь сомкнутых губ. Назар улыбается и целует подушечку пальца. Притягивает меня к груди и зарывается лицом в мои волосы. Я не сопротивляюсь, плавлюсь от жара его тела, прикрываю глаза, наслаждаясь мгновением.
— Приготовить тебе завтрак? — пытаюсь отстраниться, чтобы еще раз заглянуть ему в глаза, еще раз насладиться нежностью в его взоре. Он кивает, не в силах вымолвить слова.
Я целую его в губы, потом в щеку и пытаюсь высвободиться из его объятий. Назар как-то неохотно меня отпускает. Каждой клеточкой обнаженного тела чувствую, как он смотрит на меня, запоминает меня. Поэтому не спешу накидывать на голые плечи халат. Поднимаю его с пола и оглядываюсь на кровать через плечо, где мужчина моей души лежит на смятой постели, подпирая рукой голову.
— Запоминаешь?
— Запоминаю.
Мы грустно улыбаемся друг другу. Избегаем прощальных слов. Не говорим о будущем, которого нет. И несмотря на то, что я по-прежнему согласна на роль любовницы, видеть Назара от случая к случаю, понимаю, что он не позвонит мне остаться в этой роли. Потому что не желает каждый раз заставлять себя уходить от меня по утру, когда не хочется. Назару проще прекратить бесперспективные отношения, чем мучить себя и меня.
— Что-то подгорает, — слышу за спиной голос Назар. Вздрагиваю и смотрю на яичницу с подгоревшими краями.
— Я новую пожарю.
Некрасивую яичницу выкладываю на тарелку, все время ожидая, что меня сейчас попросят остановиться, но за спиной молчат. Немного нервничаю, но в этот раз все проходит по плану. Овощи нарезаны на отдельную тарелку, сделаны бутерброды с красной рыбой и творожным сыром, сварен кофе.
Назар сидит за столом. Рубашка наполовину застегнута, волосы в небрежном беспорядке. Выглядит расслабленным, не смотрит в телефон каждую секунду, что странно. Я бы на его месте, сбежав от мужа в первую брачную ночь, сильно бы тревожилась по поводу того, как потом возвращаться.
Сажусь напротив, когда стол накрыла, робко смотрю на Назара. Он как ни в чем не бывало, берет вилку, нож и начинает завтракать. У меня ощущение, что еда застрянет в горле, если я хоть кусочек съем, но заставляю себя хотя бы сделать глоток чая. Напряжение в воздухе смешивается с какой-то неловкостью.
— Это наше последнее утро? — отваживаюсь задать терзающий вопрос. Назар поднимает на меня глаза, смотрит не мигая, усмехается.
— Ты настолько себя не ценишь? — его слова звучат иронично, словно преследует цель меня обидеть, заставить его возненавидеть. Говорят, что от любви до ненависти один шаг, но я знаю, что оскорбительные слова не заставят меня отвернуться от Назара. Улыбаюсь.
— Даже если мы расстанемся, я все равно буду тебя любить. Всю жизнь.
— Почему? Не такой я уж хороший, чтобы меня любили.
— Ты на самом деле хороший, хоть и пытаешься выглядеть мерзавцем. Забываешь, что хорошие девушки всегда любили хулиганов, — усмехаюсь, а Назар качает головой, беря чашку кофе.
— Подпиши контракт с англичанами и уезжай.
— Боишься, что не справишься с чувствами и придёшь ко мне?
Я изображаю из себя взрослую, зрелую девушку, которая спокойно может обсуждать свои и чужие чувства, но каждое слово, каждый взгляд Назара впечатываются в мое сердце. А еще мне хочется умолять его не бросать меня. Если для этого нужно кинуться ему в ноги, кинусь, забыв про гордость и чувство собственного достоинства.
Назар молчит. Прищурено на меня смотрит, пьет кофе. Я словно на иголках, ерзаю на стуле и нервничаю, ожидая его ответа. Одергиваю полы халата, он ненароком распахивается на груди. Карие глаза вспыхивают, но Назар тут же их опускает.
— Я беспокоюсь о твоей безопасности, Мира. Моя жена, — губы кривятся при слове «жена». — избалованная, привыкшая, чтобы ее игрушки были при ней. Она может тебе навредить.
— Кирпич на голову скинет? — смеюсь, но осекаюсь, встретившись с мрачным взглядом темных глаза. Похоже кирпич действительно моет упасть на мою голову. Случайно иль нет, никто разбираться не будет.
— Поэтому будь осторожна…
— С незнакомцами в машину не садиться, с чужими дядями на улице не разговаривать, — улыбаюсь. — Назар, мне не пять лет, чтобы так печься о безопасности. И потом, я не думаю, что Дария будет нанимать бандитов, чтобы напугать любовницу своего мужа.
— Я не буду с тобой спорить, просто будь осторожно, пока не улетишь в Англию. Могу пристроить своего человека к тебе.
— Прошу без этого! — машу руками, выражая протест. — Ты нагнетаешь на пустом месте!
— Я просто знаю Дарию. И да, — Назар допивает кофе, ставит чашку и отодвигает тарелку от себя. — Я боюсь, что не справлюсь с чувствами и сорвусь к тебе.
Впервые за долгое время я приезжаю к дому, где прошла большая часть моей жизни. Серая многоэтажка стоит на месте, унылые люди ходят туда-сюда, никакого не обращая внимания. Такси замирает возле знакомого подъезда, я с пакетами разных вкусняшек выхожу. Замираю, до сих пор не веря, что поддалась порыву увидеть семью: маму и папу. После того как я съехала, никто из родных не звонит, не спрашивает жива ли я или нет.
Темный подъезд, дверь квартиры. Ключей у меня нет, поэтому я звоню. Долго никто не открывает. Я на минутку сомневаюсь в том, что кто-то дома, но слышу шарканье ног и характерный звук открывания замка.
— О, явилась, не запылилась, — мама криво улыбается. От нее несет перегаром. Похоже вчера она прикладывалась к бутылке и сегодня ее мучает похмелье.
— Привет, мам! Пропустишь? — поднимаю пакеты, показывая, что не с пустыми руками пришла. Мама отшагивает назад, я захожу в квартиру, которая с порога мне кажется чужой.
— Что купила? — мама подобна ребенку заглядывает в пакеты, пытается понять, что для нее есть. — О, какой дорогой сыр! — разглядывает ценник на сыре, достает колбасу.
Разуваюсь, прохожу на кухню, сажусь на табуретку и тоскливым взглядом осматриваюсь. Раньше я не знала, что можно жить по-другому, окружать себя красивыми вещами, покупать качественные продукты и вещи. В моей семье никогда больших денег не было.
Балет был дорогой прихотью, каждый месяц мама находила возможность, чтобы оплатить обучение, купить мне нужные вещи. Папа всегда ворчал. Иногда они поэтому поводу скандалили. Как-то я услышала, что родители сетовали по поводу того, что лучше бы деньги на балет они потратили на необходимое сейчас. Для меня до сих пор загадка, почему они исправно оплачивали балет, если не могли себе этого позволить. При этом ни мама, ни папа никогда не радовались моим успехам.
— А где папа? — смахиваю одиночную слезу, зависшую на ресницах.
— Ушел на сутки, — мама раскладывает продукты, довольно причмокивает. — Раз стала такой богатой, хоть бы деньжат подкинула!
— Сколько надо? — достаю из рюкзака кошелек.
Я знала, что меня попросят дать денег, поэтому перед поездкой сняла в банкомате пятьдесят тысяч. Для меня эта сумма сейчас не баснословная. Выступая в театре, мне платят. Еще карточка от Назара пополняется два раза в месяц, я не снимаю с нее деньги. Живу по своим средствам.