Встретили Воронина хорошо, поселили в президентском номере пятизвездочного отеля в центре столицы. В номере имелись две спальни, гостиная и небольшой кабинет. Воронин сразу решил, когда Лиза приедет, ей в отеле тоже должно понравиться. Как раз сама и квартиру, подходящую для постоянного проживания, подыщет. Того, что Лиза в ближайшее время не приедет, он даже не мог и предположить.
Лиза не приехала: ни в ближайшие школьные каникулы, ни на праздники, ни просто на выходные дни, как это делали некоторые жены его сослуживцев, если не могли оторваться от дел на Родине. Но эти-то женщины работали, и Воронин понимал, что им совсем не просто бросить годами выстраиваемую карьеру. Понятно, что и так-то тяжело изменить налаженную жизнь, оставить подруг и родственников, но карьера – это особая статья. Поэтому многие жены сотрудников завода перебирались к своим мужьям постепенно. Однако в конце концов все-таки перебирались.
Лиза же уже давно не работала, она занималась воспитанием ребенка и очень этим гордилась. Воронина это поначалу умиляло, потом стало раздражать, и он никак не мог понять, чем Лиза будет заниматься целыми днями, когда ребенок вырастет и поедет учиться в Москву. Хотя теперь в свете последних событий он уже предполагал, что Лиза вполне может отправиться в Москву вместе с дочерью.
Воронин с большим нетерпением ждал осенних школьных каникул, однако Лиза сообщила ему, что приехать они никак не смогут, так как ребенку категорически нельзя прервать занятия в секциях большого тенниса и верховой езды.
«Господи! Кого она из нашей дочки готовит? Жену олигарха что ли? – Запоздало спохватился Воронин. – И неужели эти занятия настолько важны? Неужели никто не соскучился по мужу и папе»?
На выходные Лиза приезжать тоже отказалась, ссылаясь на то, что перелеты на короткий срок недостаточный для акклиматизации могут негативно отразиться на ее здоровье. И хотя жена с возрастом несколько расплылась и перестала следить за собой, не любила и не умела готовить, дабы прокладывать путь к его сердцу через желудок, а также постоянно казалась всем недовольна, он по-прежнему любил её и никогда ей не изменял. Он видел в ней все ту же тоненькую и скромную Лизу, которую привез в Уфу из Москвы, где та училась на фармацевта. Родом Лиза была из маленького областного центра в Белоруссии и воспринимала промышленную Уфу местом своей ссылки. Она не раз говорила супругу, что как жена декабриста поехала с мужем на край света, и за этот подвиг он должен быть ей обязан по гроб жизни. Он с этим не спорил, так и считал себя ей обязанным. Ну кто б ещё будучи в своём уме поехал жить в Уфу? Нет! Только по большой любви такое можно сотворить, никак не иначе.
Мама Воронина не оценила геройского поступка Лизы и невзлюбила невестку сразу и бесповоротно, как только увидела в первый раз. С подозрением она относилась и к своей внучке, особенно когда та подросла и стала как две капли воды похожей на Лизу не только внешне, но и своим вечным недовольством всем и вся.
– Балуешь ты своих баб! – укоризненно говорила мать. – Вон как разжирели, скоро на шее твоей уже не поместятся.
Мама кардинально отличалась от его жены, и сколько Воронин себя помнил, она не просто делала карьеру, а именно вкалывала у себя в лаборатории, постоянно высказывая свое неодобрение замужним «захребетницам».
– Они же, Геночка, как ядовитый плющ! С виду красиво, а на деле душат своих мужиков почем зря. Это еще полбеды, когда плющ красивый. Но твоя-то, Гена, красавица – чистая жаба!
Насчет жабы он с матерью никогда не соглашался. Однако то, что мама оказалась права, и Лиза действительно очень похожа на тот самый ядовитый плющ, Воронин стал понимать только в этой своей такой долгой и такой одинокой командировке.
Постепенно его начали раздражать новые сотрудники, особенно женщины. А больше всех раздражала смазливая секретарша, доставшаяся ему в наследство от прежнего директора. Ему очень хотелось её убить или хотя бы уволить, причём уволить с волчьим билетом, чтоб никуда уже не взяли, но он знал, что в компании не так-то просто уволить кого-то из персонала, за каждым кто-то стоял. Вот и за этой дурочкой, наверняка, чья-то мохнатая лапа имелась. Воронин даже не стал пытаться выяснять, чья именно лапа, просто постоянно рычал на эту идиотку в надежде, что она сама не выдержит и сбежит.