— Только не к нему, нет, нет, — машу головой. — Рамиля, почему он не отдаёт мои документы, я бы с удовольствием уехала обратно в Россию и перестала бы существовать для его семьи.
Голос предательски подрагивает, но я держу себя в руках. Я немного лукавлю сама перед собой, теперь я точно не смогу уехать, только не от Самира. Женщина стирает со своего лица навернувшиеся слёзы.
— Потому что ты его кровь, Амина. Первенец.
— Но ведь прежде он выгнал нас с мамой? — я не понимаю, что хочет этим сказать Рамиля. Отец даже глазом не моргнул, когда выставил нас обеих из дома.
— Валентина до сих пор на правах первой жены, дочка, ты ведь должна это знать, — Рамиля никогда не говорила об этом со мной. Значит, давно хотела что-то сказать, но не решается.
— Нет, нет, Рамиля, ты путаешь, — я хмурюсь ещё больше. — Собственными глазами видела документ о разводе с родителями.
Женщина отрицательно машет головой, ничего не отвечая мне, затем почти толкает меня в тайный проход.
— Иди и послушай, о чём Бахтияр пришёл поговорить, — затем камин вновь возвращается на место.
Теперь я имею чёткое представление о строении внутреннего хода в доме. Кирпичные стены с двух сторон, обтянутые паутиной, выполняют декорирующую функцию для нашего зала изнутри дома. Воздух слегка затхлый, но не настолько, чтобы подумать им не пользовались, теперь догадываюсь, есть и с других комнат потайные двери.
Подхожу к предполагаемому месту, где должен находиться кабинет отца, прощупываю осторожно стену, из-за того, что здесь почти темно, я всё-таки нахожу отверстие, открываю его, очень медленно, боюсь нашуметь. И моему взору предстаёт картина: Бахтияр сидит на подушках, позади него три жены, покрытые паранджой, с опущенными головами, что даже глаз не видно, отец тоже разлёгся и покуривает кальян. Я затаила дыхание, хочу услышать, всё, о чём они побеседуют.
— Итак, Фархад, — Бахтияр направляет на него рукой, словно пытается ещё больше привлечь внимания к своей персоне. — До меня дошли слухи, Самир к тебе приезжал сегодня.
Отец смеётся и садится в позу лотоса, втягивает дым и выпускает густым облаком.
— Приезжал. — смотрит на правителя. — Один. — Как бы указывает на женщин, кивнув в их сторону. — Ты зачем пожаловал?
— Всё с тем же, — смеётся. — Я давно приглядывался к твоей дочери. Что скажешь, дочь в обмен на имя и титул?
О, Аллах, услышав, что говорят обо мне, да ещё в таком тоне, стало дурно, стараюсь дышать почти бесшумно. Пусть стены и толстые, но как всегда можно попасться на самом незаметном месте.
— Не интересно, — отрицательно качает головой отец, с трубкой во рту. В этот момент, словно облегчение снизошло до меня. — Если, конечно, не предложишь более значимое, чем свой фальшивый титул.
Бахтияр сидит неподвижно, уставился на отца, руки сжал в кулаки, а на лице заходили ходуном жевалки. Даже я ощутила его злость.
— Я — правитель! Как ты смеешь со мной так разговаривать!?
Отец встаёт с подушек, вижу, что женщины незаметно перешёптываются, держатся за руки, через ткань платьев.
— Убирайся, иначе я припомню тебе, кто именно помог стать этим правителем.
Бахтияр поднимается и его жены тоже. — Ты считаешь, я не оплатил долг, так? — смотрит на отца, но тот молчит. — Значит, — мужчина осматривает кабинет, словно ищет кого-то или точно знает, что их подслушивают. — Пусть будет по-твоему, Фархад. И, знай, второго шанса я не даю.
— Ступай, Бахтияр, — просит отец, отмахивается от него, как от назойливой мухи. — Сынок, помни о своём месте. Ты заигрался в короля.
Правитель зло стрельнул в сторону отца, рыкнул на своих женщин, затем они покинули кабинет в сопровождении нашей служанки, выпроваживающей их за дверь. Я не спешу покидать укромное место, наблюдаю за отцом, чувствую себя при этом маленькой шпионкой, слегка хихикнула, затем прикрыла рот ладонью, вновь смотрю в глазок, он подошёл к рабочему столу, набирает на стационарном телефоне номер, по комнате раздаются гудки, значит включил на громкую связь. Папа облокотился руками о столешницу, взгляд напряжённый, словно сейчас прожжёт им не в чем неповинный телефон.
— Салам алейкум, Башир, дорогой, — приветствует отец мужчину.
— Алейкум ассалам, Фархад. Чем обязан?
— Да чем же, всё тем же, что и раньше, — оба смеются.
Я же нахожусь в ступоре, никогда бы не подумала, что наши с Самиром отцы так по-дружески могут разговаривать, ведь раньше я не замечала присутствия в доме бывшего правителя.
— Если ты отказываешь Самиру, — господин Кхан-старший замолкает, — я не отвечаю за его действия.