— Не надо вмешивать в это дело Нору, — попросила Кэтрин, почти не надеясь быть услышанной. — Рон испортил твое детство…
Николь издала язвительный смешок:
— Испортил!
— Уничтожил, — поправилась Кэтрин. — Но это не значит, что в отместку должна страдать его дочь.
— Нет? — насмешливо переспросила Николь. — Неужели не значит? Ты уже так привязалась к этой девочке?
— Она ни в чем не виновата!
Николь поморщилась и, оторвавшись от подоконника, прошлась по комнате, касаясь кончиками пальцев росших в горшках цветов.
— Да успокойся ты… Неужели ты думаешь, что я причиню этой девочке зло? Если помнишь, я как раз и хотела дать им с Маргарет свободу…
— Но они не хотят освобождаться от Рона! — воскликнула Кэтрин, потом сама усомнилась: — Ну, Маргарет, может, и хочет… Но только не Нора! Она любит отца.
— Ты уже говорила это, — напомнила Николь. — Знаешь, я ведь тоже любила своего.
Собравшись с мыслями, Кэт рассудительно проговорила:
— Насколько я успела понять, Маргарет — истеричка. Если они с девочкой останутся вдвоем, болезнь Норы не пройдет никогда. Да Маргарет и не хочет этого! Она делает все, чтобы видения Норы продолжались. Даже сад не хочет привести в порядок.
Николь прищурилась:
— Ты же сама взахлеб рассказывала, как тебе понравился этот сад.
— Да, но…
— Кэтрин! — голос подруги зазвучал требовательно. — Да? Что?
— Ты, случаем, не влюбилась в Рона Коллиза?
Кэтрин ужаснулась:
— Я?! Да как ты могла подумать?
— Слишком уж горячо ты защищаешь этого мужчину…
— Неправда! Я не его защищаю, а Нору. Она ведь действительно ни в чем не виновата.
Николь согласно кивнула:
— Я тоже не хочу, чтобы эта девочка страдала. Но я не хочу и того, чтобы она выросла такой, как он.
«Веселым, щедрым и улыбчивым? — мелькнуло у Кэтрин в мыслях, когда она представила лицо Рона Коллиза. — И красивым… Нет. Нельзя так думать о нем! Этим я уже предаю Николь».
— О чем ты сейчас подумала? — быстро спросила подруга. — О ком?
— О… — Кэтрин запнулась и покраснела. — Я подумала о Майке. А что?
— У тебя глаза засветились… Когда ты так улыбаешься, Кэтрин, ты становишься очень красивой.
— Да что ты…
— Слушай, что я говорю! Я все-таки была любовницей художника, — добавила Николь с горечью. — Так что, если тебе захочется кого-то очаровать, ты чаще улыбайся. Вот так, как сейчас. Как будто про себя. Как Мона Лиза.
К щекам Кэтрин опять прилила кровь:
— Ну, ты сравнила…
— А что? Джоконда, насколько я знаю, была обычной женщиной. Эта рука, ее писавшая, оказалась волшебной. Наверное, она и не подозревала.
— Может быть, тот твой портрет, который написал Джастин, тоже останется в веках, — робко предположила Кэтрин.
Усмехнувшись, Николь подхватила:
— И правнук Рона Коллиза обольет его в Лувре серной кислотой…
— Ужас какой!
— Все лучше, чем меня…
Кэтрин горячо заверила:
— До этого не дойдет, что ты!
Перестав улыбаться, Николь произнесла печально:
— Ты еще не знаешь, на что способен этот человек. Дай Бог, чтобы самого страшного не случилось, но я-то знаю, что от него всего можно ожидать…
17
Он сам начал тот разговор, Кэтрин, наверное, не решилась бы. Подкараулив ее на спуске, Рон махнул рукой и, сев в машину, весело подмигнул:
— Прокатите?
— Почему бы нет? — сердце Кэтрин заколотилось где-то в горле.
Этот человек заставлял ее изнывать от чувства вины. Не перед ним, перед Николь. И все потому, что Кэтрин никак не могла до конца поверить в то, что за симпатичной, приветливой маской скрывается чудовище…
Женщина ругала себя на чем свет стоит: второй раз наступить на грабли может только полная идиотка! Ее муж ведь тоже казался всем замечательным и даже красивым парнем, многие были уверены, что Кэтрин незаслуженно повезло — ведь такая дурнушка…
Напоминая себе об этом каждые пять минут, Кэт все же так и не сумела до сих пор вызвать в душе антипатию к Рону Коллизу. И когда он сел в ее машину (ее?!), она безотчетно улыбнулась именно так, как советовала Николь.
— Могу поспорить, Николь отругала вас, — заявил мужчина, не скрывая, что все это забавляет его.
Кэтрин отозвалась сдержано:
— Она считает, что такой подарок компрометирует меня.