– Я уже говорила, что не выйду за вас. Почему вы никак не смиритесь с этим?
– Потому что не могу перестать думать о вас. О наших танцах и разговорах, и о том дне, когда впервые услышал ваш смех. О той ночи в антике, – шепнул он неистово, и слова его терзали Дафну. – Я помню, какой прохладной поначалу была ваша кожа и как быстро она согрелась под моими прикосновениями. Помню вас залитую лунным светом, с запрокинутой головой. Помню вашу грудь под моими пальцами.
– Прекратите. – Дафна залилась краской под пристальными взглядами окружающих.
– Помню, как вы снова и снова повторяли моё имя, когда я вас касался, и как мне это нравилось. Как вы заполнили все мои чувства, и я уже не мог ни о чём думать.
Дафна едва сдержала готовый сорваться всхлип боли и гнева.
– Вы жестоки, Энтони, – яростно шепнула она. – Жестоко говорить такие вещи, когда мы оба знаем, что лишь ваше стремление добиться своего побуждает вас делать это.
– Мы оба совершили то, о чём жалеем, Дафна. Оба потеряли голову. Я принимаю всю вину, ибо знал, к чему это приведёт, но всё же не смог остановиться. Называете меня жестоким? Но вы даже не позволяете мне восполнить вред, что я вам причинил. Если я слишком настойчив, то лишь из заботы о вас. И, отказывая мне в этом, именно вы, Дафна, поступаете жестоко.
Танец подошёл к концу, музыка стихла. Энтони проводил Дафну к семейству Фицхью и по пути, не обращая внимания на направленные на них взгляды, шепнул ей прямо на ушко:
– Я помню всё. И ни за что не поверю, что вы позабыли. Но если же позабыли, я заставлю вас вспомнить. Клянусь жизнью.
(1) Травертин – камень из Teбура, Тиволи (Италия). Высоко ценился и ценится как отделочный материал и материал для скульптур. Cветло-жёлтый римский травертин из гор Cабини применялся при сооружении Kолизея и собора св. Петра в Pиме. Любимый камень Микеланджело.
(2) Ледяник, или хрустальная трава - однолетнее растение из семейства аизовых. Листья мясистые, покрыты блестящими сосочками, создающими впечатление сплошного ледяного покрова. Родина — Южная Африка; произрастает в Средиземноморье, Южной Австралии, на Канарских островах. Культивируют как декоративное растение. Листья также используют в качестве салата.
Глава 24
Несмотря на обвинение Энтони, Дафна не забыла их ночи любви. Впрочем, она не забыла ничего, что было с ним связано. Как он мог хоть на мгновение допустить подобную мысль! Воспоминания, словно каменный орнамент, были вырезаны в памяти Дафны – как он целовал её и занимался любовью, его сильное твёрдое тело, восхитительное наслаждение, что дарили его руки и губы. И само действо, удовольствие и экстаз от коего навсегда остались с ней. Она никогда его не забудет! Впрочем, даже если бы захотела, те две недели, что прошли с их встречи в Хэйдон-Эссембли-румс, не позволили бы ей.
На следующий же день после суаре Энтони прислал двенадцать букетов из пёстрых тюльпанов и розмарина, дабы выразить своё восхищение её прекрасными глазами и подчеркнуть, что он помнит, когда впервые сказал ей об этом. Каждый букет стоял в отдельной хрустальной вазе, обвязанной лентой, к которой в свою очередь крепилась золотая шпилька для волос.
Дафна провела пальцами по шпильке, прекрасно понимая, о чём именно Энтони хотел напомнить – о том, как той ночью распустил ей волосы и рассыпал их свободно по плечам.
"Женские волосы... мысли о них могут целиком завладеть джентльменом".
Представлял ли он её волосы распущенными, рассыпанными по подушке?
Именно той ночью Энтони признался в своём благоговении и страхе перед любовью. Распознал стремление Дафны защититься от любви.
Подарок этот оказался столь щедрым и дорогим, что самым правильным было бы отправить всё – цветы, хрустальные вазы и золотые шпильки – обратно. В конце концов, Дафна оставила цветы, но отослала остальное с запиской, где написала, что не может сохранить столь абсурдные и экстравагантные подарки. Ибо поступи она так, люди подумали бы, что они обручены, а сие не правда.
Несколькими днями позже двенадцать букетов белого ясенца (1) объявили о его страсти к ней и о том, что он помнит их пикник и как она описывала холмы Крита. Букеты эти были перевязаны простыми шелковыми лентами. Ни золотых шпилек, ни хрустальных ваз.
Спустя ещё несколько дней прибыли ещё двенадцать букетов – цветущие ветки персикового дерева.
– «Вы не выпускаете меня из плена», – прочитала Элизабет, затем опустила «Язык цветов», нагнулась и понюхала один из благоухающих побегов в спальне Дафны. – А также это означает «Я в вашей власти». – Вздохнув, она отвернулась от букетов на подоконнике и плюхнулась на кровать: – Я бы влюбилась в мужчину, который сказал мне такое.