– Они оба одинаковые. То, что пришло мне, и то, что получила Ясуко, – сказала мать.
Когда Юити начал читать письмо, его рука тоже задрожала. Он побледнел и все время вытирал пот со лба носовым платком.
Он уже догадался, о чем идет речь. Сейчас его занимал вопрос, как найти выход из этого затруднительного положения.
Юити выдавил болезненную улыбку и, собравшись с силами, посмотрел прямо в лицо матери:
– Что за чепуха? Что за бессмысленное, вульгарное письмо! Кто-то завидует мне и пытается доставить неприятности.
– Нет. Я сама побывала в низкопробной дыре, указанной в этом письме, и видела твою фотографию собственными глазами.
Юити потерял дар речи, его сердце пришло в смятение. Он не мог не чувствовать, что, несмотря на ярость в тоне и удрученный вид, она была так далека от понимания трагедии своего сына, что её гнев вряд ли был суровее брани за то, что он надел безвкусный галстук. В первом приступе волнения Юити прочел в глазах матери вопрос: «Что об этом подумают люди?»
Ясуко начала тихонько плакать. Приученная к покорности, она обычно не любила, когда видели её слезы. Обычно она сдерживала слезы из страха навлечь неудовольствие мужа, теперь её слезы предназначались, чтобы избавить его от уготованной ему участи. Её тело было испытано любовью и хорошо служило делу любви.
– Мама, не заходите слишком далеко! – отрывисто прошептала она, а затем встала со своего места. Она вышла – почти выбежала – через комнату в коридор, ведущий в детскую.
Юити сидел неподвижно, не говоря ни слова. Как ни трудно ему было, он должен что-то сделать, чтобы выпутаться. Юити взял газетные листы, брошенные как попало на столе, и порвал их на полоски. Затем он смял обрывки в комок и положил его в рукав юката [139]. Юити ждал реакции матери. Она, однако, неподвижно сидела, положив локти на стол, поддерживая руками опущенную голову. В конце концов молчание прервал Юити:
– Ты не понимаешь, мама. Если ты хочешь верить всему, что есть в этом письме, хорошо, но…
Вдова Минами почти закричала:
– Что будет с Ясуко?!
– С Ясуко? Я люблю Ясуко.
– Но разве ты не ненавидишь всех женщин? Ведь ты можешь любить лишь плохо воспитанных мальчиков, богатых стариков и пожилых мужчин!
Сын был удивлен полному отсутствию деликатности у матери. В действительности её гнев был направлен на собственную плоть и кровь. Поэтому ей удалось сдержать слезы.
Юити подумал: «Разве это не моя мать подтолкнула меня на брак с Ясуко? Отвратительно, что она сваливает всю вину на меня». Сочувствие к матери, столь ослабленной своей болезнью, удержало его от такого резкого высказывания.
Он сказал отчетливо, резким тоном:
– Конечно, я люблю Ясуко. Разве это не доказательство тому, что я люблю женщин?
Мать, даже не прислушиваясь к его оправданиям, ответила почти с угрозой:
– Во всяком случае, я должна повидаться с Кавадой и…
– Пожалуйста, не совершай необдуманных поступков. Он решит, что ты пытаешься его шантажировать.
Слова сына возымели действие. Бедная женщина пробормотала что-то нечленораздельное и оставила Юити в одиночестве.
Юити сидел один за столом, где они завтракали. Сад был наполнен солнечным светом и песнями цикад. Если бы не скомканный газетный шарик, оттягивающий рукав, этот день был бы еще одним ясным, ничем не примечательным днем. Юити прикурил сигарету. Он закатал рукава сильно накрахмаленного юката и сложил голые руки. Юити чувствовал боль от каждого вздоха, словно ему на грудь давили тяжелые доски. Сердцебиение участилось. Однако он не мог сказать, была ли эта боль в груди предвкушением радости. В его беспокойстве ощущалось определенное веселье. Юити бережливо докурил остаток сигареты.
Он подумал: «По крайней мере, теперь мне определенно не до скуки».
Юити отправился разыскивать жену. Ясуко была на втором этаже. Он услышал приятную мелодию музыкальной шкатулки.
Кэйко лежала под москитной сеткой в своей комнате. Радостно распахнутыми глазами она смотрела на музыкальную шкатулку. Ясуко подняла глаза на Юити и улыбнулась, но это была неестественная улыбка и нисколько не успокоила его. Юити поднимался по лестнице с открытым сердцем, но, когда он увидел эту улыбку, ему снова стало не по себе.
После продолжительного молчания Ясуко сказала:
– Насчет этого письма… Я больше не желаю о нём думать. – Затем она неловко добавила: – Только… Мне жаль тебя.
Эти сочувственные слова были сказаны самым ласковым тоном, тем глубже они ранили молодого человека. От своей жены он ожидал не сочувствия, а скорее откровенного презрения. Его раненая гордость не могла удержаться от того, чтобы не замыслить беспричинную месть.
Юити нужна была помощь. Он подумал о Сунсукэ. Но когда он осознал, что именно Сунсукэ виноват в таком повороте событий, ненависть отвергла его имя. Юити увидел на столе письмо из Киото, которое он прочел за два-три дня до этого. «Она – единственный человек, который может меня спасти», – подумал Юити. Он решил послать телеграмму госпоже Кабураги.
Снаружи улица сверкала ослепительным блеском. Юити вышел через черный ход. У главных ворот он увидел, что кто-то не решается войти. Сначала гость прошел мимо ворот. Затем вернулся. Похоже, он ждет, когда кто-нибудь выйдет из дому. Когда незнакомец повернулся к нему, Юити с изумлением узнал лицо Минору. Они подбежали друг к другу и обменялись рукопожатиями.
– Письмо уже пришло, верно? Ужасное письмо. Я узнал, что мой старик послал его. Мне так было неприятно, что я убежал из дома. Старик нанял детектива следить за нами. Он все узнал.
Юити не удивился.
– Я так и думал, – сказал он.
– Я хочу поговорить с тобой кое о чем, Ю-тян.
– Не здесь. Тут поблизости есть небольшой парк. Давай пойдем туда.
Юити взял мальчика под руку и повел его за собой. Бурно обсуждая возникшие затруднения, в которые только что попали, они прибавили шаг.
Соседний парк Н. был прежде частью земель владений принца Н. За двадцать лет до этого семья принца распалась и продала обширные земельные владения, подарив городу часть склона, окружающего пруд, под парк.
Вид пруда, заросшего водяными лилиями в разгаре цветения, был восхитительным. Кроме нескольких детей, ловящих цикад, парк в летний полдень был пуст. Двое мужчин сидели на склоне лицом к пруду, в тени сосны. Поросший травой, не знавший долгое время ухода, склон был усеян бумажками и апельсиновой кожурой. Обрывки газеты застряли в кустах у кромки воды. После заката солнца маленький парк будет заполнен толпами людей, ищущих прохлады.
– Так о чем ты хотел поговорить? – спросил Юити.
– Когда все это произошло, я решил, что не могу больше оставаться в доме моего старика. Я собираюсь сбежать из дома. Ю-тян, ты поедешь со мной?
– С тобой? – засомневался Юити.
– Тебя волнует вопрос о деньгах? Будь спокоен. Смотри, сколько их у меня.
С серьезным видом, слегка приоткрыв рот, мальчик расстегнул задний карман брюк. Он вытащил старательно свернутую пачку денег.
– Сохрани это для меня, – сказал он, вручая её Юити. – Тяжелая, верно? Здесь сто тысяч иен.
– Где ты взял эти деньги?
– Я вскрыл сейф старика и обчистил его.
И это результат мечтаний Минору на протяжении целого месяца о приключении? Они отвернулись от общества и мечтают о юности, полной дерзких деяний, изысканий, героических бедствий, братской любви товарищей по оружию, которые завтра встретят смерть, сентиментальных подвигов, которые, как они предчувствуют, закончатся катастрофой, и всяческих других трагедий молодости. Они уверены, что созданы лишь для трагедии, что для них уготованы жестокий самосуд какого-то тайного общества или смерть Адониса [140], убитого вепрем, или темница, в которую их заключили недруги и где вода поднимается с каждой минутой, чтобы поглотить их, или суровые ритуальные испытания в пещерах, где нет шанса выжить, или конец мира, или мифический шанс спасти сотни своих товарищей, пожертвовав своими жизнями, или триумф, полный ужасных опасностей. Действительно, только такие катастрофы имеют значение для юности. Если таких возможностей не будет, юность должна умереть. В конце концов, что такое смерть тела по сравнению с невыносимой смертью юности? Молодежь проводит свою юность в мечтах о новых способах самоуничтожения.
139
Юката – хлопковое кимоно для мужчин и женщин. В зависимости от покроя может использоваться как праздничный наряд или халат для дома, ванной или бани.
140
Адонис – греческие мифы представляли Адониса сыном красавицы Мирры или Смирны, превращенной богами в мирровое дерево. Адонис погиб на охоте от раны, нанесенной ему диким вепрем. Из капель крови Адониса выросли розы. В Греции в честь Адониса ранней весной и осенью сажали «садики Адониса» – быстро увядающие цветы в горшках. В искусстве Адониса изображали юношей редчайшей красоты, рядом с Афродитой, а иногда раненым или умирающим. В переносном смысле Адонис – мужчина необычайной красоты.