Скучаю по тебе, сестричка.
Твоя Присцилла.
— Я тоже скучаю по тебе, Присцилла. — Сьюзен закрыла лицо руками, и долго сдерживаемые слезы ручьем полились в подставленные ладони.
Потом она поднялась с кровати и спрятала письмо в ящик тумбочки. В том же ящике увидела маленькую Библию, которую когда-то в раннем детстве подарила ей мама. Сьюзен вынула Библию и прижала к груди, нежно поглаживая, как, бывало, гладила по спине маленькую Сьюзен мама, утешая и успокаивая. Не удержалась и громко всхлипнула.
— Господи, прости мне, пожалуйста, греховное легкомыслие и сделай так, чтобы я поскорее вернулась домой. Позволь мне снова быть вместе с моими близкими. — Она положила Библию в ящик, вытерла тыльной стороной руки слезы. — Я не могу без них. До сих пор я и не подозревала, как сильно в них нуждаюсь.
По поводу погоды см. примеч. автора в конце книги.
Я не согласна с тем, что необходимость — мать изобретательности. На мой взгляд, изобретательность проистекает из безделья, а возможно из лени — чтобы человеку не приходилось утруждать себя.
Агата КристиСебастьян смотрел вслед мисс Боннет, которая быстрым шагом прошла по коридору и вскоре скрылась из виду. «Черт меня побери!» Он вовсе не собирался дразнить ее и уж тем более доводить до слез… однако так вышло. Пусть их понятия об образовании не совпадают, совершенно незачем было наносить девушке личную обиду.
Чем больше он присматривался к этой гордячке, тем яснее видел, что созданный ею для окружающих образ не более чем искусная личина. Элегантные платья из шелков и атласа вполне соответствовали моде, однако выглядели несколько поношенными. Он бы не удивился, если бы оказалось, что весь ее гардероб состоит из трех платьев, которые она уже неоднократно надевала за те пять дней, пока он находился в школе. Кроме, разве что, одного.
Было платье, которое Себастьян видел на ней один-единственный раз — то переливающееся синее, в котором она была в Верхних залах, когда они познакомились. Но и тогда обута мисс Боннет была в голубые атласные туфельки для прогулок, а не в бальные туфли с тончайшей подошвой, без каблука, которые куда лучше подходят для танцев. Это даже Себастьяну было известно.
Так, мало-помалу, у него сложилось цельное представление об этой девушке, и он почувствовал себя крайне неловко. Эти наряды, как и детальное знание светских манер, она получила, скорее всего, от щедроты своей прежней хозяйки. Наверное, бездетной дамы из какой-нибудь знатной семьи: стремясь развеять скуку, та взялась обучать горничную тонкостям обращения в высшем обществе, а затем, вероятно, неожиданно умерла.
Это было вполне возможно. Черт, скорее всего, так все и обстояло в действительности. Иначе с чего бы девушке, столь искушенной в умении проводить досуг, браться за работу учительницы? Нет-нет, теперь это становилось ему все яснее: у нее просто не было иного выбора.
Но у него-то есть выбор! И очень простой: нужно засунуть в карман свою проклятую гордыню и попросить прощения за то, что он обидел мисс Боннет.
Себастьян с грохотом захлопнул за собой тяжелую входную дверь школы и вышел на улицу, чувствуя себя в высшей степени смущенным. Черт его совсем побери, он никак не мог окончательно решить, что же делать с Джеммой. Бабушку так сильно поразила происшедшая в девочке перемена и описание педагогических приемов мисс Боннет, что она, по сути, потребовала от Себастьяна забрать Джемму из школы, а вместо этого нанять ей гувернантку.
По правде говоря, сам он поначалу тоже собирался именно так и поступить. Но теперь его стали одолевать сомнения.
Он видел, как Джемма замыкается в присутствии миссис Хадлстон и даже других учениц. Но с мисс Боннет обстояло по-другому. На ее уроках Джемма цвела. Более того, с каждым днем она выказывала все больше уверенности в себе, почерпнутой из познавательных экскурсий мисс Боннет. Даже с дядюшкой она стала держаться увереннее. Девочка взрослела.
Нет, следует пока повременить с тем, чтобы забирать Джемму из этой школы. Завтра он вернется в Лондон, будет заседать в комитете лорд-мэра, а сам пока обдумает, как быть. Обсудит решение с бабушкой, а потом вернется в Бат к Михайлову дню[33], чтобы забрать Джемму на время каникул.
В ту же ночь
Луна высоко стояла в небе, когда Сьюзен проснулась от резкой боли в животе. Она повернулась на бок, села на край постели, прижав руки к животу и раскачиваясь, стараясь унять тянущую боль.
Она была еще полусонной и не сразу заметила, что между ног стало мокро; а когда заметила, то откинула одеяло и присмотрелась в лунном свете, широкой полосой льющемся через окно. На белоснежной ночной сорочке выделялось небольшое темное мокрое пятно. И она сразу же узнала эту тянущую боль в животе.
Глаза у Сьюзен расширились, она зажала дрожащей рукой рот, сдерживая рвущийся наружу ликующий возглас. Месячные у нее несколько запоздали, и она уже опасалась худшего. К счастью, ошиблась. На глаза навернулись слезы радости: ребенка она не ждет.
На следующее утро
Наутро настроение Сьюзен не уступало поднявшемуся веселому солнышку. Прежде чем начались уроки, она зазвала в свою каморку двух других учительниц, плотно закрыв за ними дверь.
— Я должна поделиться с вами тем, что сказал лорд Уэнтуорт вчера после уроков. — Щеки у нее загорелись, стоило лишь вспомнить о вчерашнем разговоре.
— А вы разве не помните? Вы же вчера днем уже рассказывали нам об этом, мистрис Боннет, — возразила мистрис Хопкинс с ноткой раздражения в голосе.
У Сьюзен звенело в ушах; она слышала, что ей что-то ответили, но все равно не вникала в смысл ответа. Зато отметила косой взгляд, брошенный мистрис Хопкинс на мистрис Грассли. Видно было, что им совсем не хочется больше ждать. Ну, она и не заставит их мучиться.
— Он сказал, что раз мои уроки имеют такую важность, то мне следует написать учебник, чтобы все могли им пользоваться! Вы представляете? — Сьюзен чуть не кричала, изливая свой праведный гнев.
— Так, может быть, вам и следует это сделать, мистрис Боннет? — спросила мисс Грассли, захлопнув роман, который тщетно пыталась читать.
— Что вы сказали? — резко обернулась к ней Сьюзен. — Должно быть, я ослышалась. Он же смеялся надо мной! — И скрестила руки на груди.
— Я с ним полностью согласна, — заявила мисс Грассли, глядя прямо в глаза Сьюзен. — Жалею только об одном: что меня не научили вести себя, как леди, когда я была юной. Возможно, вся жизнь пошла бы у меня по-другому.
Сьюзен взглянула на мисс Хопкинс, ожидая, что та осудит коллегу за столь жестокую насмешку. Однако мисс Хопкинс повела себя иначе.
— Признаюсь, я согласна и с лордом Уэнтуортом, и с мисс Грассли, — сказала она. — Когда я ходила вместе с вами и девочками в мануфактурную лавку, клянусь, я больше узнала о модных нарядах, чем за много лет регулярного чтения «Бель ассамбле»[34]. — Она выпрямилась и медленно кивнула, подтверждая сказанное. — На следующий день я обнаружила, что всякий раз задерживаюсь у дверей вашего класса и прислушиваюсь к тому, что вы объясняете. Я же понимаю: чем более ловкой и утонченной я стану, тем больше у меня шансов найти когда-нибудь достойного мужа. Сьюзен широко открыла глаза. Протянула руку за спину, нащупала спинку жесткого деревянного стула и тихонько села.
— Это все правда? — спросила она настойчиво.
Обе учительницы утвердительно кивнули, и даже тени улыбки не мелькнуло на их губах. Боже правый, они действительно говорили чистую правду.
— А если предположить, что я так и сделаю, то как вы полагаете, достаточно ли интересен будет такой учебник, чтобы найти издателя? — Сьюзен с трудом шевелила языком.